05.09.2011 15:00
    Поделиться

    Януш Вишневский: Не понимаю, почему у "Одиночества в сети" такой успех

    Ровно десять лет назад на свет появилась книга,  в которой соединилось несоединимое - "железо", то есть компьютер, и эмоции. "Одиночество в Сети" сделала его автора, скромного химика, специализирующегося на молекулярной биологии, Януша Леона Вишневского чрезвычайно популярным. С тех пор он говорит, что "функционирует в двух мирах - науки и литературы".

    Российская газета: Януш, давайте вспомним, как все началось. Однажды ноябрьским днем 1997 года…

    Вишневский: Да, это было воскресенье. И после семейного обеда - он ничем не отличался от других, - и тем не менее была во мне такая грусть,  что я сел за компьютер и набрал первые строчки. Моя дочка пришла посмотреть, чем там занят папа. Я сказал: "Пишу книгу". Дочка побежала к маме: "Папа опять сошел с ума!". А как-то вечером, спустя два года, я выпил для храбрости вина и послал отрывок в издательство. И забыл. Но потом  отрывок опубликовали в журнале "Плейбой" - это был эротический текст. Дальше мой друг-издатель убедил меня, что нужно опубликовать всю книгу.  Хотя мне казалось, что это никому не будет интересно. В конце концов, я ему поверил. Когда я получил к подписанию издательский договор, я его даже не прочел - лишь окропил вином и вставил в раму. А 5 сентября 2001 года она появилась в Польше. Так все и началось…  

    РГ: Знаменитый польский режиссер Кшиштоф Занусси рассказывал, как, обсуждая вопрос, что такое чудо - законы природы или закон правдоподобности? или мистика? - вы сравнили чудо с книгой: "Можно все объяснить: это бумага, это краска. Но это никоим образом не объясняет, почему одна книга поражает нас, а другая - нет".

    Вишневский: О, Кшиштоф Занусси - человек, который для меня значит очень много. Знаете, в последний раз мы с ним встретились на улице, на одном фестивале культуры, и он ко мне подошел и спросил, может ли он со мной сфотографироваться. Представляете? Я был так удивлен: "Ну что вы, Кшиштоф, это я должен с вами фотографироваться!". А он мне ответил: "Я сейчас поеду в Россию и буду показывать эту фотографию. Я хочу, чтобы там знали, что я знаком с Янушем Вишневским". Мне было невероятно приятно!

    РГ:  Можно себе представить! И все же возвращаясь к предыдущему вопросу - в раннее Средневековье художник был уверен, что ему дар дан свыше и потому даже не подписывал свои работы - мол, он всего лишь "посредник".

    Вишневский:  Это было неправильное отношение, хотя и очень удобное. Так называемый художник оставался анонимным и мог винить абстрактное "высшее" за все. Но я хочу заметить, что я не художник, что бы это ни означало. Я не так самонадеян. Я просто химик, который пишет книги в "свободное от работы время". Вот и все.

    РГ:  Может быть вы и "просто химик", Януш, но химик, который написал бестселлер…

    Вишневский: Я и сам до конца не понимаю, почему у этой книги такой успех. Так получилось, что она вошла в сознание огромного количества людей. Есть устойчивое выражение "несчастная любовь", а есть, во всяком случае в Польше,  "о, да, он переживает одиночество в сети". Для меня самого это феномен. Я ведь не имею никакого гуманитарного образования, более того, кроме школьных сочинений ничего не писал, если не считать научных статей, конечно.

    Но, может быть, причина успеха этой книги в том, что она очень честная? Когда я ее писал, я никому не хотел понравиться, я никому не хотел ничего доказать. Я не морализаторствовал. Я просто рассказал красивую, грустную историю любви. И просто описывал своих героев такими, какие они есть - не осуждая, не хваля. Может быть, свою роль сыграла многоплановость книги. В Польше есть такое понятие, как "повесть-шкатулка", в которой каждый находит что-то свое. А может быть, успех к ней пришел, потому что она рассказывала про любовь в эпоху рождения Интернета. Для молодых это было очень круто.

    И, конечно же, это книга об одиночестве. А это - болезнь, которую переживают все, независимо от цвета кожи и культуры. Я не удивлен, что книга популярна и в Польше, и в России, но она также популярна во Вьетнаме.

    Вот я вам все это говорю, а ведь все равно не до конца понимаю, в чем магия этой книги. И честно говоря, мне даже немножко обидно. Мне кажется, что другие мои книги написаны лучше, потому что первая книга написана дилетантом. Например, "Бикини" я посвятил огромное количество времени, чтобы больше узнать о Второй Мировой войне, покупал исторические книги и ее люблю, как позднего ребенка, с особой нежностью.

    РГ:  "Одиночество в сети" было для вас своего рода психотерапией. Почему вы продолжили писать? Вряд ли вас стимулируют деньги.

    Вишневский: Безусловно, нет. Слава богу, я не живу на деньги от продажи книг. Поэтому могу себе позволить писать тогда, когда мне этого хочется, а не тогда, когда меня поджимает арендная плата. Мне хорошо платят за мою научную работу.  Которая, кстати, мне по-прежнему очень интересна.  Для меня написание компьютерных программ - тоже красивые эмоции. Человек может контролировать машину! Он несколько лет посвящает написанию программы, и, наконец, она функционирует. Это чувство сродни эротическому, поверьте мне.

    А писательство…  Сейчас я пишу книгу, как читаю - мне самому интересно, что будет дальше. Мне это приносит удовольствие и эмоции. Я когда пишу, в некоторых моментах плачу. Может быть, мои читатели плачут над теми же строчками? Мне приятно осознавать, что мною написанное кого-то трогает… Знаете, я прилетел сегодня в Петербург ночью. Пограничник, молодой человек, внимательно всмотрелся в мою фотографию на паспорте и вдруг выпалил: "Это вы написали "Одиночество в Сети"?! Я в армии, на мобильном телефоне прочел. Очень красиво, очень понравилось!" Он протянул мне бумагу, чтобы я подписал. Конечно, мне приятно, когда случаются такие истории…

    РГ: Не жалеете, что не стали писать раньше?

    Вишневский: Человек пишет, когда чувствует, что хочет писать. А вообще, как кто-то сказал: каждый в себе носит книгу. Но кто-то выпускает ее из себя, а кто-то - нет. Многие не выпускают потому, что боятся, что это никому не интересно.

    РГ: Похоже, сегодня уже никому ничего не страшно - интернет разрывается от творений графоманов.

    Вишневский:  Каждый писатель немножко графоман. Но в отличие от простого графомана, он знает, как сделать книгу, как ее рассказать, чтобы она была интересна другим, и это не был просто поток слов и мыслей. Но если на Западе писатель - это "job", то в России писатель - это некая институция. Писательство у вас респектировано, поскольку писатель видит нечто больше, чем обычный человек. Поэтому ваша литература очень красива и очень важна.

    РГ:  Вы как-то говорили, что в юности любили Маркеса, тоже грустного и тоже много знавшего об одиночестве писателя. Но почему вы подчеркиваете, что это было в юности?

    Вишневский: Потому что любовь к Маркесу была скорее данью моде. Когда ты молод, хочешь произвести впечатление и нужно "быть в курсе", чтобы было о чем разговаривать, когда пьешь кофе. Тогда это казалось мне важным, а сейчас уже не так.

    РГ: А что сейчас "так"? В русской литературе, например?

    Вишневский:  Достоевский. Он потрясающе умел описать эмоции. И меня занимает сегодня не сам сюжет, а именно чувственная сторона.

    РГ: И на ваш взгляд женщины Достоевского - все эти непредсказуемые Грушеньки, Настасьи Филипповны, - достоверны?

    Вишневский: Да. Просто Достоевский видел или чувствовал в женщинах нечто больше, чем остальные люди.

    РГ: Вы бы хотели встретить в жизни героинь Достоевского? С такими женщинами неудобно жить...

    Вишневский: А я бы хотел!

    РГ: Януш, представьте себе, у вас появилась возможность поговорить с тремя женщинами прошлого. Кто стал бы вашей избранницей?

    Вишневский:  Во-первых, Мэрилин Монро. Я читал книгу "Норма Джин", и она меня так заинтересовала! Я сейчас пишу книгу, и она одна из моих героинь.

    РГ: Чем она вас заинтересовала?

    Вишневский:  Все думали, что она лишь кукла, красивая кукла. Но она такой не была. Она была очень искренняя, я так думаю. Интеллигентная и исключительно впечатлительная женщина, которая позволила поработить себя.

    РГ: И о чем бы вы ее спросили?

    Вишневский: Как она проводила вечера и ночи с Артуром Миллером (американский драматург и прозаик - прим.ред.).

    РГ: Какой желтый вопрос!

    Вишневский: Да, я знаю, это очень личный вопрос. Но я бы очень хотел знать, почему Артур Миллер, этот невероятно интеллектуальный человек…

    РГ:  Зачем же ночью интеллект…

    Вишневский: Ну да, какой ночью интеллект. Но ведь он ее любил. Но почему он в нее влюбился? Только физически? Только потому, что Мэрилин была красива и знаменита? Вряд ли. Я думаю, Миллер знал, что это все преходящее.  Мне кажется, он открыл в ней интересного человека, не только женщину, но и личность. А ее, что ее влекло к Миллеру? Ведь до этого она была так влюблена в Джо Ди Маджио (звезда американского бейсбола - прим.ред.), алкоголика, человека абсолютно "без мозга". Как она могла любить двух таких разных мужчин?

    РГ: А Джон Кеннеди?

    Вишневский: Ну, с Кеннеди все понятно - устоять перед обаянием власти трудно.

    РГ: Надо заметить, женщины, которые вас интересуют столь же разные, как Миллер и Джо Ди Маджио. Ведь, насколько я знаю, вас интересует и мать Тереза. О чем бы вы спросили ее?

    Вишневский: Для меня было откровение, что эта женщина сомневалась в существовании Бога. И я бы ее спросил: как ей пришло в голову всю свою жизнь положить на служение другим людям? Откуда она черпала силы для того, что на латыни звучит как каритас (жертвенная любовь)? Откуда эта абсолютная любовь для других, как любовь Бога для людей?

    РГ: Может быть, она просто не умела любить кого-то одного?

    Вишневский: Может быть. Это правда, что легче любить всех людей, но не соседа.

    РГ: Меня ошарашило то, что в своих больницах она не давала онкологическим больным обезболивающее, поскольку "боль - поцелуй бога".

    Вишневский: Да, это страшно. И хотя я понимаю, что многие расценивают терпение как награду, я не согласен с тем, что в этом смысле делала мать Тереза.

    РГ: И, наконец, третья дама, гипотетическая ваша собеседница?

    Вишневский: Я бы хотел поговорить с Мари Кюри-Склодовской (польско-французский физик, химик, вместе с мужем, Пьером Кюри занималась исследованием радиоактивности - прим.ред.). Удивительная женщина - она получила две Нобелевские премии, стала первой в истории Сорбонны женщиной-преподавателем. И у нее был бурный роман с  физиком Полем Ланжевеном, человеком женатым. Был страшный скандал, ее хотели заставить отказаться от принятия Нобелевской премии. Мне почему-то кажется, что внутренне она чем-то похожа на меня - такой ученый-романтик.

    РГ: Женщины-ученые чем-то отличаются от простых женщин?

    Вишневский: Вы знаете, для меня интеллектуальное возбуждение является в то же время и возбуждением сексуальным. Ученые - это люди, с которыми можно вести очень интересные беседы. В конце концов, самое важное - это разговоры. Я постоянно говорю, что успешный брак возможен, если супруги 90% тратят на совместные разговоры, и 10% - на секс. Увы, на деле все происходит иначе. В Германии, например, большая часть семей, которые прожили 15 лет вместе, разговаривают лишь 9 минут в день. Это очень мало.

    РГ: Но если вы погружены в свою молекулярную биологию, а она, скажем, занимается экономикой, вы же никогда не сойдетесь в своих интересах.

    Вишневский: Ученые легко учатся, с охотой воспринимают другие области науки. Я уверен, дама-ученый, которая занимается экономикой, заинтересуется и моей молекулярной биологией, и будет задавать вопросы, которые люди, далекие от науки, никогда не зададут.

    РГ: Не кажется ли вам, что сегодня интеллект подавляет чувства?

    Вишневский: Да, пожалуй. Сегодня можно разобрать на молекулярном уровне, что происходит в человеческом организме, когда мы думаем, чувствуем, когда мы счастливые или когда мы грустим. Химическая формула соединений, которые оказывают влияние на мозговые рецепторы, "отвечающие" за любовь ясна. Но в то же время, никто и ничто - ни наука, ни религия, ни философия  - не может объяснить, почему именно у этого мужчины при виде именно этой женщины возникает реакция. В этом и заключается метафизика любви. Думаю, этот вопрос ученые будут изучать дальше, потому что они многие в этом заинтересованы.

    РГ: Многие - кто?

    Вишневский: Современные фармацевтические фирмы делают деньги на медикаментах, в том числе на тех, которые влияют на настроение.

    РГ: Насколько допустимы эксперименты ученых над человеком?

    Вишневский: Меня тоже волнует вопрос этики. Вот скажем, препараты, влияющие на чувства - это чудовищно. Человеческие эмоции не должны быть управляемыми. Не должно быть, чтобы люди были контролируемы. Мы с вами жили в странах, в которых контролировали жизнь людей 60 лет. Мы же знаем, что это значит.

    РГ: И все же, вы хотели бы, чтобы благодаря генетике на свет появлялись "идеальные" люди?

    Вишневский: Я бы этого не хотел, потому что, как мне кажется, наука к этому еще не готова.

    РГ: Вы сказали "еще"? Значит, потом это станет возможно?

    Вишневский: В любом случае, я против подобных генетических манипуляций, все это попахивает евгеникой, которую использовал фашизм. Другое дело, думаю, иногда мы имеем право вмешиваться в "божественное", исправлять какие-то ошибки, заложенные природой.

    РГ: Сейчас ученые серьезно говорят о том, что мужчины находятся на стадии исчезновения.

    Вишневский:  Да, есть такая версия. Как известно, различие между мужчинами и женщинами определяется набором хромосом: у женщин имеются две хромосомы X, а у нас одна хромосома X и одна хромосома Y. Это различие - источник разделения человечества на два пола. Так вот, во многих исследованиях отмечается, что хромосома Y мельчает и вырождается, появляются гены-мутанты, иначе говоря, генетический мусор. И появилась гипотеза, что через 150 тысяч поколений хромосома Y исчезнет вовсе, и мир останется без мужчин.

    РГ:  Вы сказали, что Мэрилин Монро станет героиней вашей новой книги. О чем вы сейчас пишите?

    Вишневский:  Как всегда - о любви. Книга будет называться "Восемь грехов". Вообще, грехов всего семь, но я прибавил еще один - какой, не скажу.

    РГ: Вы никогда не касаетесь политики. Принципиально?

    Вишневский:   Да, я терпеть не могу политику. Когда я еще был маленьким, отец мне сказал: "Януш, будешь плохо учиться, станешь политиком!". А мой папа был обычным водителем скорой помощи, но при этом он был очень умным человеком. Наверное, как-то на меня повлияло и то, что очень долгое время поляки чувствовали себя  людьми второго сорта. Я по себе помню, что когда в молодости выезжал за рубеж в командировки, благодаря грантам, я все время думал, какие все вокруг замечательные. Мне было ужасно дискомфортно от того, что мой коллега-немец или француз может позволить себе ехать на такси, а я должен семь километров идти пешком до места, где проходит конференция, потому что считаю каждую копейку. Теперь, прожив 23 года в Германии, понимаю, что комплексы были идиотскими. И, к счастью, это поняли и все поляки, когда наша страна вступила в Евросоюз. 

    Единственное исключение я сделал, когда писал вместе с Ирадой Вовненко книгу "Любовь и другие диссонансы", которая, кстати, выйдет в ноябре. Это роман о любви поляка и русской. Она очень актуальна - события ее развиваются до и после авиакатастрофы под Смоленском, где погиб президент Польши. Для поляков это была страшная трагедия - она оживила призраки более десяти тысяч казненных в Катыни польских офицеров и интеллектуалов. И, признаюсь, я не хотел об этом писать. Но все же мы с Ирадой решили показать эту историю глазами поляка и русской. И я очень благодарен этому опыту - я много узнал о России, о чем давно мечтал. Знаете, после того, как впервые, в 2007 году, посетил Россию, я начал искать в генеалогическом дереве русские корни. Но, к моему большому сожалению, не нашел…

    Поделиться