9 сентября на Московской международной книжной ярмарке состоится презентация книги Владимира Чурова "Корзина со старыми театральными программками". Театральные пристрастия ее автора известны давно, он, в частности, является почетным "Домовым" театрального фестиваля "Балтийский дом" в Санкт-Петербурге, что не помешало ему, впрочем, 26 марта 2007 года стать четвертым по счету председателем Центральной избирательной комиссии Российской Федерации. Пишу его официальную должность во избежание недоразумений: театрал Чуров и председатель ЦИК Чуров - это один и тот же человек.
Сразу скажу, что у меня с Владимир Евгеньевичем множество разногласий. Он просвещенный консерватор, я не слишком образованный приверженец не то социал-демократии, не то демократического либерализма. Он патриот ленинградской сцены, которая сформировала его театральные вкусы, я начал ходить в театр в Москве, и при всем моем преклонении перед петербургскими гениями во главе с Г. А. Товстоноговым нахожусь в вечном плену московской режиссуры и московских актеров. Да и оценки конкретных питерских и московских спектаклей у нас не совпадают, что вполне понятно: мы люди разных поколений, разного образования и разного жизненного опыта. Он и считает много лучше меня.
Однако мне захотелось отметить книгу В. Чурова вовсе не для того, чтобы сообщить миру о моей несхожести с ее автором (кого это может интересовать) и не потому, что меня привлек прелестный полиграфический ситчек ее обложки, но прежде всего потому, что с каждой ее страницы струится трогательная любовь автора к сценическому искусству. И умение подняться над политическими распрями, когда речь заходит о художественной жизни. Когда я обнаружил на первых страницах его рукописи оценку А. В. Минкина после прочтения цикла публикаций о чеховской "Чайке" в газете "Московский комсомолец" ("Александр Викторович хорош в роли театрального критика"), то продолжил чтение с безусловным интересом. Мы разучились разделять политические воззрения людей с их прочими талантами и достоинствами, и хотя (опять же в отличие от меня) Владимир Чуров явно не жалует либералов и диссидентов, заключая эти слова в кавычки, он явно не может устоять перед людьми, которые наделены настоящими художественными дарованиями.
Важнейший, сквозной персонаж этой книги - Владимир Егорович Воробьев, легендарный режиссер, один из создателей знаменитой "Зримой песни", выпускник ЛГИТМиКа 1968 года, до 1972 года работавший в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола, а затем возглавлявший в Питере Театр музыкальной комедии. Он трагически ушел из жизни 21 декабря 1999 года. Вся книга в той или иной степени связана именно с поворотами судьбы Воробьева, в высшей степени одаренного режиссера, но, естественно, для автора важно рассказать и о спектаклях Товстоногова, Агамирзяна, Додина.
Чуров не пытается воссоздать с историко-театроведческой полнотой картину театральной жизни 60 - 90-х годов прошлого столетия. Он пишет о том, что видел, любил, какие программки сохранил. Его рассказ вообще не связан никакими обязательствами, временными рамками, в книге множество отступлений. Одно из них, посвященное известнейшему российскому театральному антрепренеру и режиссеру Николаю Ивановичу Собольщикову-Самарину, много проясняет в том, почему автор так предан театральному искусству. Вскоре после завершения Гражданской войны Собольщиков-Самарин работал в Детском селе, где возглавлял любительский театр Клуба красных командиров (в Детском Селе располагалась Высшая артиллерийская школа). В спектаклях этого театра играл дед Чурова Владимир Иосифович Брежнев. Наверное, оттуда и идет тот импульс благородного любительства, что составляет важную интонацию книги.
Замечу, что это нечастое качество нынешних сочинений о театральном искусстве, отечественном и зарубежном. Не пристрастие к какому-то одному герою драматической сцены, а любовь к театру как к непременной, неотъемлемой от реального бытия части личного существования.
Где бы ни был, к примеру, Павел Александрович Марков, легендарный завлит Московского художественного театра, который в качестве художественного руководителя возглавлял и Музыкальный театр имени К. С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко, он даже на отдыхе каждый вечер старался ходить в театр. Кто бы ни заезжал на летние гастроли в Плес на Волге, где расположился один из старейших Домов творчества Всероссийского театрального общества, Павел Александрович отправлялся на вечернее, а то и на дневное представление.
Казалось бы, что он мог открыть для себя нового в выездном спектакле Ивановского или Владимирского театра, но он возвращался неизменно благодарный артистам вне зависимости от того, какую художественную ценность имело им увиденное.
Его суждения были жестко критичны, но никогда не оскорбительны. Он понимал, насколько губительны любые компромиссы в искусстве, но всегда старался отыскать в любом спектакле хотя бы признаки Божьей искры, и это определяло характер его рассказов. От него я услышал фразу одного французского театрального критика: "Плохой театр доставляет удовольствие, хороший - радость!". Радость была редкой, но сам факт, что есть люди, которые не стесняются лицедействовать перед небесами и посвящают этому всю свою жизнь, вызывал признательность. Не только П. А. Маркова, но и всех моих учителей по театральному институту. Б. И. Ростоцкий, Г. Н. Бояджиев,
Ю. И. Кагарлицкий, Б. Н. Асеев, не говоря уже о молодых - А. В. Бартошевиче и В. Ю. Силюнасе, - все они были навсегда очарованы театром. Их не могла удивить, к примеру, судьба Виктора Новикова, который, придя в конце 60-х годов в литературную часть ленинградского Театра имени Комиссаржевской, служит в нем и ему по сей день, сменив ушедшего из жизни Р. С. Агамирзяна на посту художественного руководителя. На первых курсах обучения нам всегда рекомендовали, следуя мнению Станиславского, писать о тех спектаклях, которые нам нравились. Резко критические, разгромные рецензии можно было писать только на старших курсах, но радости они не приносили.
Я и сейчас не понимаю, почему так высоко ценили и ценят по сей день дар Максима Горького как театрального критика. Написать, что актер N выглядел и играл как куль соли, дело совсем нехитрое. На мой вкус, театрального критика без любви к театру и людям, которые его творят, по таланту и умению, просто не существует.
Покинув театральную среду в начале 90-х годов прошлого столетия, я и поныне ощущаю свою обделенность. Можно сколько угодно повторять, что весь мир - театр. Но на самом деле театр для меня и поныне то удивительное пространство, где только и существует настоящая жизнь. Где за суетливой мишурой неизменно открывается бытие человеческое - в высоком, смешном ли, но неизменно трогательном смысле этого слова.