Около 200 произведений 56 мастеров "парижской школы", в том числе Амедео Модильяни и Хаима Сутина, Леонара Фужиты и Марка Шагала, Моисея Кислинга и Ладо Гудиашвили, Наталии Гончаровой и Пабло Пикассо, Кес Ван Донгена и Александра Архипенко, из собраний крупнейших музеев Парижа и Женевы, ГМИИ им. А.С. Пушкина, ГТГ и частных коллекций показывают на одноименной выставке в Галерее искусства стран Европы и Америки XIX-XX веков.
Увидеть Париж и умереть - этот девиз был не для них, хотя многие из них и умерли в конце концов в Париже, как Гийом Аполлинер, Амедео Модильяни или Хаим Сутин. Они ехали в Париж, чтобы завоевать мир. Собственно говоря, Париж и был синонимом мира. По крайней мере, артистического и художественного. По крайней мере, с конца XIX века до начала Второй мировой. Потом этот разношерстный и разноязыкий вдохновенный народ, рисовавший в мастерских дни, а то и ночи напролет, с жаром обсуждавший в кафе кубизм, супрематизм, дадаизм и прочие новейшие "измы" на смеси наречий, устраивавший благотворительные балы и дебоши, окрестят "парижской школой". Но что это такое, вряд ли внятно мог объяснить даже критик Андре Варно, который придумал этот термин в 1925-м.
Эта "школа" не отличалась ни общностью поисков, ни единством идей или стиля. "Гений места" обеспечивал сближения самые невероятные. К примеру, американец, аккуратист Генри Миллер, прибывший в Париж с 10 долларами в кармане, в свои лучшие времена поселилися в комнатке, которую когда-то занимал сюрреалист и создатель "театра жестокости" Антонен Арто, а в мастерской под ним работал Хаим Сутин. Это не значит, что эти два гения общались: хорошо, если обменивались приветствиями. Кроме американцев и выходцев из южной и восточной Европы, было много немцев и скандинавов, были испанцы, мексиканцы, чилийцы...
Тем не менее неопределенное название "парижская школа" оказалось лучшим из всех возможных. Эти художники, поэты, писатели не стали бы самими собой без Парижа... Но что, собственно, они искали в Париже? Как известно, в XIX веке (не говоря уж о более ранних временах) художники отправлялись в основном в Италию. Первый зал выставки, посвященный фотографии, где представлен черно-белый Париж "во всей невозможной красе" Брассая, Кертеша, Ман Рэя, Эли Лотар, Жермены Круль, отчасти дает подсказку. Фотографы снимали вовсе не Версаль и Лувр. Брассай прославился альбомом "Ночной Париж". Жермена Круль - индустриальными пейзажами "Металл". Ман Рэй оформил книгу Тристана Тцара своими 12 рейографиями. Эли Лотар снимает репортаж со скотобоен, который высоко оценил Жорж Батай. Никакого рокого, барокко, классицизма... Люди едут в Париж, потому что именно здесь бьется пульс современности. И он определяется не только метро или диковинами, вроде лифтов, но и поисками художников.
На выставке на Волхонке можно увидеть совершенно неожиданного Шагала. Здесь есть его "Портрет Аполлинера" (1913-1914), написанный акварелью и фиолетовыми чернилами, где один глаз поэта бодрствует, другой - спит. Образ поэта вполне сюрреалистический, как и эскиз картины "Посвящение Аполлинеру" (1911). После этих эскизов не удивляешься, что именно Шагалу посвятил свои стихи Блэз Сандрар: "Крыши/ Лунатики козы/ Одержимый / Безумие холод / Гений - персик раздвоенный / Лотреамон / Шагал". Поэзия сюрреалистов и мир Шагала оказываются в шаговой доступности друг от друга. Марк Шагал, приехав в родной Витебск в 1917-м, напишет "Видение. Автопортрет с музой", где реальность и мечта, дом и парижская мастерская встретятся навсегда.
Среди совершенно роскошных разделов экспозиции - зал с работами Амедео Модильяни и Хаима Сутина. Произведений последнего нет в российских музеях, и нынешняя выставка - возможность встретиться с его нервными, изломанными героями портретов "Мальчик из хора", "Коридорный", "Шафер", "Маленький кондитер". Другой редкий гость - японец Леонар Фужита, который пишет невозможно нежные, жемчужные портреты "Натурщиц на постели", "Обнаженных" и, конечно, "Юки, богини снега". Юки, кстати, это имя, которое Фужита дал своей возлюбленной. "Вы будете Юки - розовый снег по-японски", - объявил он ей. Она так и осталась "розовым снегом", даже когда рассталась с Фужитой и стала женой поэта Десноса. Глядя на картины Фужито, понимаешь, что для него Париж был синонимом свободы и любви.
Впрочем, прибыв в Париж, многие жили так же, как привыкли на родине. Более того, на картинах многих появляются мотивы, отсылающие к родным краям. Ладо Гудиашвили рисует южную красавицу в горной реке. Моисей Кислинг пишет "Женщину в польской шали" - шаль цветастая, вроде бы радостная, а глаза - печально-бездонные. Герой "Мужского портрета" кисти Веры Рохлиной держит в руках поэму "Облако в штанах". Париж дал ту дистанцию, с которой стала очевиднее та жизнь, которая осталась позади, дороже - ее ценности, а главное - стала возможна встреча с самим собой.