21.09.2011 23:30
    Поделиться

    Сергей Арцибашев: Нельзя воспринимать жизнь как репетицию

    Отметив 60-летие, лауреат премии Союзного государства Сергей Арцибашев открывает юбилейный сезон своего "Театра на Покровке". На фоне этих двух юбилеев хотелось, разумеется, поговорить "за жизнь".

    - Сергей Николаевич, стать режиссером вы твердо решили еще в незрелой юности. Как же у вас это получилось?

    - Долго и трудно к этому шел. Театром загорелся в детстве. Но первая моя роль паука в школьном спектакле "Муха-Цокотуха" оказалась провальной. Костюм придумала мама. Она обшила отцовский охотничий ранец и приделала к нему паучьи лапки из проволоки. Но я не удержал вес: когда поднимался на сцену, упал, и получилось так, что не я муху тащил, а она меня. Однако провал меня не остановил. Начал во взрослых спектаклях в клубе играть. Но когда признался отцу, что хотел бы пойти в актеры, он дал мне полный отказ. И я поехал учиться в свердловский техникум. А после армии все-таки поступил в Свердловское театральное училище на актерский факультет.

    - Потом был режиссерский факультет ГИТИСа, где вас приметил Юрий Петрович Любимов. И сразу пригласил к себе на Таганку, где вы проработали 9 лет. А первый ваш спектакль - "Надежды маленький оркестрик" - живет уже больше 30 лет.

    - Когда сейчас я оглядываюсь на свой путь, думаю: надо же, как долго я не попадал туда, куда хотел. Но попав, сразу же получил такой подарок судьбы - свой спектакль на легендарной сцене. Значит, все предшествовавшее было необходимой подготовкой для того, чтобы я имел право с одной попытки взять высокую планку... Я занимался и продолжаю заниматься любимым делом трудно, мучительно. Но главное - с ощущением того, что занимаюсь тем, чем хочу.

    - Это главное для вас в жизни - делать то, что по душе?

    - Думаю, да. Мне помогает мой выбор - великая русская литература и великий русский театр. Где основным является, как у Гоголя: много сказать миру добра, у Пушкина: самореализоваться, у Достоевского - самосделаться, у Толстого - самосовершенствоваться. Вот это: соединение публичности и исповедальности. Такое мое понимание и привело к тому, что 20 лет назад появился камерный "Театр на Покровке", где все способствует домашнему, исповедальному разговору.

    Есть материальная жизнь - горизонталь. Но есть и вертикаль - духовность, нравственность. Посередине - человек, его растягивает как на кресте

    - Ваш театр именно тем и уникален, что он домашний, семейный. Как вам это удается в наше жесткое, закрытое время?

    - Театр и родился буквально в настоящем доме, с коммуналками. Наш первый спектакль "Три сестры" Чехова мы играли как бы вместе со зрителями: приглашали их на именины Ирины и потом вместе проходили путь трех сестер. Это великая закодированная чеховская пьеса, где вся вселенная и все мировоззрения. Она и сейчас наша визитная карточка.

    - "Если бы знать"... - заканчивает великий Антон Павлович свою великую пьесу. А что вам на пути творчества удалось узнать важного о себе, человеке, жизни?

    - Наши желания исполняются, но мы ошибочно страдаем от того, что они исполняются не так, как нам хотелось. Но это и есть урок: то, что ты по-своему хочешь, сейчас неправильно для тебя. И это необходимо услышать. Как знать, быть может, суметь выучиться на ошибках и есть то самое счастье.

    - В вашем театре-доме себя хозяином ощущаете?

    - Наверное, главой семьи. Который, конечно, тоже совершает ошибки, неправильно воспитывает. Но главное - пытается объединить. А как подчинить одной цели разных людей, их разные миры?! И опять я к "Трем сестрам", к лихим 90-м. Я актерам о высоком. А у них жизнь по талонам, и неизвестно, что дальше. Да ведь про это-то и пьеса! Ведь сестры все: "В Москву, в Москву!" А перспектива неясна. И все проходит мимо. Время летит, все уничтожает: не только годы, но и судьбы. Но сестры все откладывают жизнь на Москву. А нельзя воспринимать жизнь как репетицию. Надо не репетировать, а жить, каждый день жить. И вот наш театр по такому принципу начинал. У нас зал был всего на 28 стульев, сцены толком не было. И перспективы не было. Но мы знали, что, если есть хоть такая возможность, надо обязательно работать.

    - Что в наше разобщенное время способно людей объединить?

    - Любовь. Это такое странное чувство, которого все хотят, о котором все мечтают, но которое очень сложно понять. Как это: возлюби ближнего как себя самого? Как разобраться: кого мы любим, кто нас любит. Чего мы хотим: чтобы нас любили. Или чтобы мы кого-то одарили своей любовью. Когда мы начинаем думать друг о друге - это самое сложное.

    - А возможно вообще это чувство в наше время, когда бал правят страсти сугубо материальные?

    - Да, нынче эпоха потребления. И соблазнов все больше и больше. Но надо осознать, что от них и больше страданий. Есть материальная жизнь - горизонталь. Но есть и вертикаль - духовность, нравственность. Посередине - человек, его растягивает как на кресте. И надо решать, что для тебя важнее: скоротечное материальное или вечное духовное. И надо, чтобы в этих вопросах хотя бы колебания, метания были, а не одна цель: как можно больше и сразу.

    - На что сегодня возлагаете свои главные надежды?

    - Надеюсь, что буду продолжать мой путь ошибок и попыток извлекать из них уроки - чтобы исправляться. К сожалению, начал понимать это только с течением времени. А толчком к этому послужила такая история. В начале 80-х, уже начав работать, я как-то навещал моего педагога в ГИТИСе Марию Осиповну Кнебель, ученицу Станиславского. Приехал к ней в Переделкино. Я в депрессии: что-то по жизни и творчеству не складывалось. Мария же Осиповна бодра, глаз горит - несмотря на то что в очередной раз упала, сломала себе что-то. Я ей прямо так и говорю: "Мария Осиповна, вам же уже за 80. Чем же вы живете? Цель-то у вас какая?" Она уверенно ответила: "Самосовершенствуюсь". Это, хотя и неосознанно, так меня поразило, так осело во мне! Так что и на своем нынешнем пути хотел бы самосовершенствоваться.

    - Создавая "Покровку" в 90-е годы, когда в театр шли на хи-хи, мат и раздевание, вы рискнули поставить на классику и остаетесь ей верны.

    - Классика - наш золотой духовный запас, без которого театр невозможен. Наши великие писатели, помимо хорошо созданных сюжетов и хорошего языка, в первую очередь задумывались о сокровенных вещах, непреходящих истинах, о смысле жизни, вере. И это та вертикаль, по которой необходимо подниматься в своем духовном, нравственном росте.

    - Перефразируя вашего любимого Николая Васльевича,чьи "Мертвые души" вы блистательно поставили на сцене "Маяковки", много ли у нас сейчас живых душ, способных сочувствовать, сопереживать, сострадать?

    - "Душа бессмертна" - произносит мой Чичиков в конце пьесы. Так что души-то все не мертвые - живые. Вот только очень много искалеченных. Надо лишь суметь прислушаться к себе - душа-то стучится, бьется.

    - Чем новеньким порадует "Покровка" в юбилейном сезоне?

    - Опять же классикой. Как и 20 лет назад, возьмемся за бездонного Антона Павловича. Сейчас готовим его водевили. Думаю, спектакль назовем "О вреде табака..." Поговорим о вреде чего-то: табака ли, бездушия, амбиций... Планов много. "Хватило бы улыбки, когда под ребра бьют", как пел Окуджава.

    - Сергей Николаевич, за вашу преданность классической драматургии и, в частности, за постановку "Мертвых душ" Гоголя три года назад вам была присуждена премия Союзного государства в области литературы и искусства. Что связывает вашу творческую жизнь с Беларусью?

    - На "Беларусьфильме" я снялся в своем первом фильме "Этот негодяй Сидоров". Играл начальника пионерского лагеря, а негодяя - Влад Галкин. Мой бывший студент, выпускник ГИТИСа руководит одним из минских театров. "Покровка" со своими спектаклями часто гостила в Минске. Такого доброжелательного, отзывчивого зрителя можно только желать.

    Поделиться