Еще в начале 90-х в российскую обиходную речь наряду со многими другими словами вошел термин "элита". Появились элитные автомобили, вина, квартиры. И люди.
Раньше их называли проще. Как писали наши старшие коллеги в репортажах со съездов КПСС, "в зале собрались лучшие люди страны - хлеборобы, рабочие, ученые, космонавты, деятели культуры". То есть собрались, потом разъехались. При этом все тогда прекрасно понимали, кто есть в стране настоящая элита.
Сегодня же у нас реально существуют устойчивые группы граждан, которых в СМИ, исследованиях политологов, раскладках политтехнологов именуют элитными. Есть политическая элита, бизнес-элита, научная, культурная и т.д. Кто эти люди? Насколько их позиция, мнение влияют на мысли и решения "простых" людей?
Об этом, а также о роли элит в начавшейся предвыборной кампании известный социолог, руководитель Центра изучения элиты института социологии РАН Ольга Крыштановская поговорила с членом президиума Ассоциации юристов России Михаилом Барщевским.
Руководящие и знаменитые
Михаил Барщевский: Ольга Викторовна, вы изучаете современную элиту России. А кто сегодня составляет эту элиту?
Ольга Крыштановская: В науке есть несколько концепций на этот счет. Я придерживаюсь того простого взгляда, что элита - это небольшая правящая группа лиц, которая принимает общегосударственные решения.
Барщевский: Перейдем на уровень примеров. Михаил Касьянов или Алексей Навальный - это элита?
Крыштановская: Сейчас - нет.
Барщевский: А Грызлов и Миронов - элита?
Крыштановская: Да.
Барщевский: Если принять вашу точку зрения, то академики Лихачев и Сахаров никогда элитой не считались, ею можно называть только правящий класс. С моей точки зрения, элита - это люди, которые по той или иной причине являются, с одной стороны, образцами для подражания, как Ксения Собчак, например, с другой - носителями национальной гордости, как Третьяк, Немов, Гагарин, Пиотровский, Солженицын. Элита - это нечто высшее, но не обязательно правящее.
Крыштановская: Наука относит людей, являющихся гордостью нации и заслуживающих высочайшего уважения, к "социальной элите". Я же говорю о правящей, о людях, принимающих решения за всю страну.
Барщевский: Мне кажется, представители социальной элиты несут большую ответственность перед носителями их фамилий - детьми и внуками - за свои поступки. И поэтому они куда более ответственно относятся к своим решениям и действиям, нежели представители правящей элиты.
Крыштановская: Я уже 25 лет изучаю вопрос и на ранних этапах своей карьеры верила, что в сознании людей представители элиты однозначно делятся на плохих и хороших. Но всероссийские опросы показывают, что население в целом относит к элите и антиэлите одних и тех же персонажей, например Пугачеву. Кто лучше всех одевается? Пугачева. Кто хуже всех? Тоже.
И еще, общеизвестных людей федерального уровня всегда называлось совсем немного. В оперативной памяти населения находится очень маленькое количество известных людей, и они, как правило, попадают во все категории.
Помолодевший партхозактив
Барщевский: Элита в моем понимании - это некие лоббисты, только не в парламенте, не в исполнительной власти, а в общественном мнении, причем не за деньги. Условно говоря, академик Лихачев представлял российскую интеллигенцию, а Вячеслав Фетисов, когда выступает публично, представляет российский спорт. Чьи интересы представляет с этой точки зрения правящая элита?
Крыштановская: Здесь скорее уместно говорить о бэкграунде. Можно предположить, что человек, прошедший школу спорта, во власти будет представлять интересы спортсменов. Но это может быть и не так. Спортсмен, условно говоря, может продаться буржуям, лоббировать их интересы и представлять буржуазию. Такое тоже возможно. А может стать хорошим писателем и представлять интересы интеллигенции.
В этом случае следует разделить все общество на сильные и слабые группы. К сильным относится бюрократия, силовики, богатые и, может быть, знаменитые люди. Но их мало. Они всегда сами пробиваются, получают места в элите, добиваются должностей, мандатов. И, конечно, они представляют свои собственные интересы.
Барщевский: Личные или узкогрупповые?
Крыштановская: Личные, групповые и, в каком-то смысле, общественные, потому что у каждого из них есть свой рецепт развития общества.
Когда рухнула советская система, квотировавшая все группы, у нас слабые группы сразу выпали, почти полностью исчезли: женщины, молодежь, крестьяне, рабочие. Остался лишь партхозактив, разбавленный молодыми бизнесменами.
Хождение в народ
Барщевский: Как вам кажется, на сегодняшний день в России сложились классы по классическому определению марксистско-ленинской философии?
Крыштановская: Да. Но только скорее не по марксистско-ленинской философии, а классической социологии. И они сложились не сейчас, а в течение столетия. Классы - это большие группы населения, разделенные по антагонистическому интересу. Маркс считал, что все делятся по собственности. У одних есть средства производства, и они богаты, а у других ничего нет, и классик полагал, что между ними главный конфликт. Это, действительно, было так в западных обществах экономического типа.
Но у нас всегда было общество политического типа, поэтому, я считаю, что в России главной разделительной чертой является власть, а не собственность. Наше общество разделено по принципу близости к власти на две большие группы, имеющие антагонистические интересы, - власть имущий класс и народ.
Барщевский: А сегодня в нашем обществе между этими слоями существует социальный лифт для молодых и талантливых?
Крыштановская: Конечно. При моноцентрической системе у власти нет иного источника пополнения, кроме как из народа. Власть все время ищет, постоянно устраивает кастинги, селекционные лаборатории, наблюдает за такими людьми и отбирает для себя лучших.
Барщевский: Лаборатория Народного фронта, с вашей точки зрения, - это спаситель или могильщик "Единой России"?
Крыштановская: Я бы не сказала, что спаситель. Спасать надо тонущего, а "Единая Россия", согласно мнению социологов и по итогам выборов в том числе, не собирается тонуть, на мой взгляд.
Барщевский: А для чего тогда нужен был Народный фронт?
Крыштановская: Для того чтобы расширить базу социальной поддержки лидера. Если база не расширяется, лидер теряет.
В политике один не воин. Каждому лидеру нужны сторонники. У Путина сторонники совершенно четко институционализированы, то есть оформлены организационно. База его поддержки - 2,5 миллиона членов партии. Но, чтобы расширить базу своей поддержки, Путин пригласил к сотрудничеству другие институты гражданского общества, общественные организации, других лидеров и активистов, которые поддерживают его помимо "Единой России".
Барщевский: Народному фронту обещали отдать 150 мест. Но недавно Владимир Владимирович сказал, что, "наверное, и больше мест отдадим". А это в том числе за счет "Единой России"?
Крыштановская: Да, и если "Единая Россия" теряет места в Государственной Думе, это не может нравиться каким-то людям, которые на эти места рассчитывали. Здесь есть конфликт интересов.
Барщевский: У вас нет ощущения, что Путин пошел на создание Народного фронта, когда почувствовал, что ему не хватает аппаратной силы изменить партию, что опять получилась КПСС?
Крыштановская: К сожалению, один, даже очень умный и способный, политик не может создать партию. Путин не один. Руководство партии не хочет использовать административный ресурс на выборах, потому что это ей вредит. Слишком высокие результаты вызывают недоверие. Когда на региональном уровне происходят какие-то подтасовки или просто нечестная игра, люди это видят. Умные, дальновидные лидеры хотят, чтобы партия становилась по-настоящему демократической, открыто конкурирующей с другими.
Но когда решение проходит ниже, ответственность с каждым уровнем снижается, вступают в силу какие-то свои местные интересы. И уже на региональном уровне все равно воспроизводится какая-то модель.
Барщевский: Элиты обычно всегда кого-то представляют. Кого представляет современная правящая элита?
Крыштановская: Обычно, когда мы говорим о том, кто кого представляет, речь идет о представительных органах власти. То есть парламент должен представлять все группы населения и все существующие идеологии.
Когда мы говорим про исполнительную власть, то есть бюрократию, она, как правило, никого не представляет, у нее даже такой задачи нет. Она функционально исполняет какие-то свои управленческие задачи и реагирует на население только тогда, когда образуется конфликт, угрожающий ее интересам. Она обращается к народу, чтобы предотвратить возникающую угрозу.
Центр изучения элит Института социологии РАН: Москва, ул. Кржижановского, д. 24/35, к. 5. www.iras.ru