Уж, казалось бы, кто кто, а Петер Вайбель, который собаку съел на медиаскусстве, директор Центра искусства и медиатехнологий в Карлсруэ, может не задаваться вопросом, что такое актуальное искусство. А вот задается. И этим выгодно отличается от тех, кому все ясно.
Меж тем вопрос, что же такое актуальное искусство - то, которое продается на арт-ярмарках от Базеля до Майами, или то, которое пытается стать искусством действия, развернуться к реальности и даже (не смешно ли?) изменить ее, отнюдь не праздный. По крайней мере для Вайбеля, который попытался на двух площадках Московской биеннале - в ЦУМе и АRTPLAY - представить художников, которые ставят под вопрос и ценности "общества потребления", и западноцентричную модель мира и ценности модернизма.
Другой вопрос, что само противопоставление и возможность "независимого искусства" давно уже под вопросом.
Примером тому - зрелищная инсталляция "Манифест" Томаса Фойерштейна, демонстрирующая нагляднее некуда, чья рука сегодня пишет арт-манифесты. Деревянная рука, которая управляется сервером в виде корабля, на который передаются биржевые котировки крупных страховых компаний, рисует на белой стене некую абстрактную сеть линий.
На другой стене - лозунги, призывающие объединиться с наличными, отпраздновать победу общих мест и напоминающие, что продукт - это ты. Иначе говоря, художник делает видимой невидимую хватку, которой свободный рынок держит за горло искусство.
Дело, разумеется, не только в том, что художник тоже человек и ему кушать хочется, но и в том, что, как выяснилось, со времен парижских баррикад 1968 года общество потребления научилось со вкусом, толком, расстановкой, с шампанским и фуршетами потреблять критику себя самого. Более того - продавать этот критический продукт по очень неплохим ценам. Благо художник приобретает славу социально ответственного товарища. Равно как отчасти и покупатель его работы. Спрашивается, что остается делать художнику, который все-таки рассматривает свое искусство как инструмент социального действия?
Один из ответов - попытаться вовлечь зрителя в дискуссию, обсуждение, действие.
С этой точки зрения, на мой взгляд, очень любопытен проект немецких художников Уты Копп и Ахима Моне "Далекие слова", который создавался как плод взаимодействия в Сети (remotewords.net). Люди пишут послания... на крышах (кстати, не что попало, типа "здесь был Вася", а выбранные в результате коллективных обсуждений).
Через систему Google Earth эти сообщения становятся доступны всем. Слова на крышах благодаря этому сообществу появились в Берлине и Сан-Паулу, Йоханнесбурге и Таллине... В Москве пока нет. На биеннале - облегченная версия, впрочем, приводящая посетителей в восторг. На полу выставочного зала ЦУМа - огромный снимок Москвы из космоса. На крышах зрители могут писать свои послания. Игрушечные самолетики с камерами облетают карту и проецируют надписи на стену. Иначе говоря, у нас игровая версия. Но есть надежда, что доживем и до базового варианта.
Не менее интересный проект Splitnik привезли литовские художники. Splitnik ом назывался макет дома, разделенного пополам для удобства обзора посетителями на американской выставке 1959 года. В его пространстве состоялась одна из самых известных политических дискуссий времен "холодной войны".
Литовцы фактически моделируют дискуссионное пространство, только в качестве своего splitnik а они берут... книгу. На первый взгляд совсем неактуальную. Книгу А.В. Кукаркина "По ту сторону расцвета. Буржуазное общество: культура и идеология", изданную в давних 1970-х. Даются фрагменты иллюстраций, цитаты из этой книги, о том, например, что сюрреализм стал расхожим штампом дизайна или что модернистская скульптура выглядит как искусство униформы....
Короче, зрителям предлагается сравнить восприятие этой книги в 1970-е (когда она была источником информации о западном искусстве), в 1990-е (когда она выглядела смешной и устаревшей) и в "нулевые". Рядом с текстами книги - лестница, она же амфитеатр, которая внутри ЦУМа создает "спорную" ничейную территорию.
Третий вариант искусства действия - это прямой отсыл к печальной изнанке экономической реальности (явный противовес радостям рекламного постера), который может подаваться как ее документация. Так, например, художник из Тайваня Чен Че-джен снимает двенадцать "Портретов бездомных, съемщиков и должников" на фоне большого макета мрачного бетонного здания, заставляя своих героев пробираться к точке съемки через заваленное досками, остатками строительных лесов пространство.
Собственно, из-за этого "переднего плана", своего рода натюрморта хаоса, становится очевидной зыбкость их жизни. Образом ее становится руина, которая не несет ни воспоминания о "золотом веке", ни надежды на утопическое будущее. Они просто стоят перед объективом: студент и пара сезонных рабочих, служащий, пашущий на двух работах, чтобы вытянуть ипотеку, водитель такси, который за рулем проводит больше 12 часов, женщина, у которой отобрали дом за невыплаты... У них нет ничего, кроме настоящего. И не их вина, что его самым точным образом оказывается руина.
Фактически тот же образ "руины" обыгрывает группа Клэр Фонтэн. В их работе с одной стороны стены вы видите жизнерадостную зеленую карту с контурами Португалии, Италии, Греции, Испании, выложенную из зеленых спичек, а зайдя за стену, обнаруживаете узкий черный проход, в конце которого на видеомониторе пылает-догорает радужный образ благополучной Европы.
Но вообще-то догорает синим пламенем не только картинка бюргерского уюта и спокойной жизни.
Если встретиться лицом к лицу с бронзовым "Кентавром" Нео Рауха - в костюме и с двумя пустыми канистрами из-под бензина, то становится очевидно, что человечество возвращается туда же, откуда пришло, - в архаику мифа. И потому самым актуальным остается перечитывание уроков прошлого. И тут нет равных блистательной Ребекке Хорн, международная премьера чьего последнего фильма "Лунно-зеркальное путешествие" состоялась на биеннале. Только ради него можно дойти до ЦУМа.