Поделиться
На внутренней стороне лобового стекла старого "Ситроена", что стоит в зале "Гаража" на выставке Марины Абрамович, - трафаретная надпись: "Искусство - это просто" (Art is easy).
Этот та самая машина, в которой Марина и ее возлюбленный Улай (Уве Лейсипен) проколесили пол-Европы, пока она не сломалась в Париже. Ее отыскали во дворе какого-то рачительного французского фермера в прошлом году для ретроспективы в Нью-Йорке, в МоМА. "Ситроен" ничем не напоминает вагончик для жилья - ни столиков, ни кухонной утвари, ни туалета. Ничего, кроме поцарапанного железного пола и стен. На заднем стекле - еще одна художественная декларация, более развернутая. Она гласит: "Никакого постоянного жилья. Постоянное движение. Прямой контакт. Частные отношения. Свободный выбор. Преодоление ограничений. Принятие рисков...". И далее - столь же бескомпромиссно.
На первый взгляд, похоже на декларации хиппи, противоставлявших власти буржуазной системы свободу любви, бесконечность пути и интерес к восточной эзотерике. Отличие определялось тем, что эта была позиция художников, которые сознательно ставили знак равенства между жизнью и искусством. Искусство стало способом прожить жизнь - на предельном доверии, испытывая себя, свои отношения, делая ставкой свою жизнь. В одном из перформансов под названием "Энергия покоя" обнаженные Марина и Улай держали между собой огромный лук, стрела которого была направлена в сердце Марины. Два микрофона делали слышимым биение их сердец. Позже художница призналась, что те четыре минуты и десять секунд, которые длился перформанс, показались ей вечностью: "Это был перформанс, посвященный абсолютному доверию".
Стремление к абсолюту, кстати, пожалуй, самая характерная черта работ Абрамович. Она во всем жаждет дойти до предела. Встретиться лицом с ужасом смерти, как в перформансе "Обнаженная со скелетом", или с ужасом бесконтрольной человеческой агрессии. Во время одного из самых знаменитых ее перформансов "Ритм 0" (1974) она в течение шести часов сидела в галерее, разложив рядом 72 предмета, среди которых были роза, цепь, ножи, пистолет и пуля... Зрители могли обращаться с художником как с объектом, используя предложенные предметы. Перформанс закончился, к счастью, без жертв: когда в финале один из зрителей, зарядив пистолет, приставил его к голове художницы, кто-то вышиб оружие из его рук. Речь не о любви к экстремальным ощущениям. Если художник становится объектом, то "автором", или по крайней мере - соавтором, оказывается зритель. Искусство Абрамович оказывается лучшим "проявителем" человеческой сути зрителя, пришедшего на выставку. При встрече с ее работами невозможно остаться наблюдателем.
На московской ретроспективе можно не только увидеть на видео, фотографиях и слайдах перформансы Марины Абрамович за более чем 40 лет. Важнейшая часть проекта - повторение четырех знаменитых работ 1970-х годов с помощью добровольцев: "Точка контакта" (1980), "Обнаженная со скелетом" (2002), "Свечение" (1997), Imponderabilia (1977). Эти реперформансы, как называет их Марина, в которых участвуют 47 добровольцев, прошедших отбор и очень тяжелый специальный тренинг, представлены в затемненном зале. Этот "черный ящик" (в противовес экспозиционному пространству "белого куба") отсылает к опыту внутреннего переживания. Зритель, входя в "черный ящик", проходит между двумя обнаженными людьми и оказывается лицом к лицу с невозможным. С парящей в вышине обнаженной девушкой, с женщинами, лежащими под скелетом, парами в строгих костюмах, соприкасающихся только кончиком двух пальцев. Это очень жесткое испытание для перформеров. Но это прежде всего испытание для зрителей. Встреча с болью, беззащитностью, обнаженностью, смертью... Встреча с самим собой в конце концов.
Клаус Бизенбах, директор центра МоМА PS1, старший куратор специальных проектов МоМА, куратор выставки Марины Абрамович
Российская газета: В перформансах Марина Абрамович говорит о своем внутреннем опыте. Но существует пропасть между опытом аудитории и опытом художника. Как она может быть преодолена?
Клаус Бизенбах: Марина говорит о жизни художника и искусстве как жизни. Ее произведения о жизни и смерти, о плодородии и умирании, о страхе смерти и боли, о понимании времени и возможности ее ощутить. Я думаю, что аудитория может быть вовлечена самым прямым образом. Ее работы можно воспринимать на повседневном, эмоциональном, но и на экзистенциальном уровне. Речь, в сущности, о главном вопросе: "Что значит быть человеком?" Абрамович задает вопросы о жизни.