Поделиться
В конце ноября в Москве открывается международная ярмарка интеллектуальной литературы Non/Fiction, на которой одним из самых заметных событий станет вышедшая в издательстве "Астрель" книга Виктора Кондырева "Все на свете, кроме шила и гвоздя", посвященная его отчиму, Виктору Платоновичу Некрасову. Сегодня своими впечатлениями об издании делится известный писатель и друг героя этой книги Анатолий Гладилин.
Самая модная тема современных российских писателей, вернее, авторский замысел, который можно воплотить в любом сюжете, таков: я бедный и несчастный, а все кругом сволочи. Если этот замысел несколько варьировать и тем самым сделать книгу более доходной, то получается: все кругом сволочи, но я сам - такая сволочь, что всех их обманул, и теперь я в белом, а они в дерьме. Но слава богу, российский книжный рынок обширен и разнообразен, и на нем появляются книги, написанные в духе лермонтовского ностальгического вздоха: "Да, были люди в наше время". Вот к этой, если так можно сказать, не доходной и не модной серии принадлежит книга Виктора Кондырева "Все на свете, кроме шила и гвоздя", вышедшая в издательстве "Астрель". Она целиком посвящена отчиму Виктора Кондырева, знаменитому и прославленному советскому писателю, который был, что называется, рубаха-парень ("парень" - неточно, все-таки отчим был в летах), у которого было множество друзей, и он, отчим, их всех любил, и любил с ними выпить и поболтать, и любил свой родной Киев - словом , все было хорошо. Но имелся у отчима один маленький недостаток: не умел держать язык за зубами, говорил, старый дурень, все что думает и, когда замечал несправедливость, громко ею возмущался.
Знаменитого отчима сначала дружески увещевали, потом прорабатывали на собраниях, потом начали травить в печати, исключили из партии, потом из Союза писателей, устроили слежку, провокации. Однако посадить не посадили и в психушку не упрятали - слишком уж писатель был известен и знаменит. Предпочли вытолкнуть его вместе с женой, мамой Вити Кондырева, за границу. Русский писатель оказался во Франции в возрасте 63 лет. В этой возрастной категории, как правило, даже высококвалифицированный француз не находит работы, так что, по замыслу советского руководства, строптивому диссиденту в лучшем случае светила жизнь в ночлежке, а в худшем - под мостом, и стоять ему у Эйфелевой башни с протянутой рукой, собирая милостыню. Но все пошло вопреки цековскому сценарию. У писателя-диссидента в Париже появились новые друзья - и русские, и французы,- и все стремились ему помогать и помогали. Писатель, конечно, не мог швырять деньгами, но и не бедствовал, писал книги, подрабатывал журналистикой. А главное, благодаря своему характеру, оптимистическому видению мира он превратил свою жизнь не в унылое эмигрантское существование, а в праздник. Праздником для него было все: и парижские музеи, и круассаны, и прогулки по парижским улицам, и разорительные для его кошелька походы в парижские книжные магазины... Писатель с великой радостью объездил всю Францию, побывал почти во всех странах Европы, да что там Европа - он ездил и выступал и в Северной, и в Южной Америке, побывал даже в Австралии, в Новой Зеландии, в Гонолулу, в Гонконге, в Японии. Словом, увидел весь мир.
Позволю себе маленькое отступление. Ныне в России все писатели дружно жалуются на жизнь. И тут плохо, и там плохо, и вообще не сахар... И все-таки они живут у себя на Родине, где есть газеты, радио, телевидение, есть множество издателей. А что было в Париже в то время, о котором рассказывает Витя Кондырев? Литературным трудом и русской журналистикой можно было заработать лишь у Максимова, в "Континенте", и у Гладилина, в парижском офисе "Свободы". Все. Прекрасно понимаю, что вряд ли кто последует моему совету, но все же призываю братцев-литераторов прочитать книгу Виктора Кондырева. Поучитесь у его отчима оптимизму и умению не замечать проклятые бытовые трудности. А ведь писатель-диссидент дожил до весьма преклонного возраста, до 76 лет.
Виктор Кондырев подробно рассказал о 15 последних годах жизни своего отчима. Но я хочу напомнить читателю некоторые моменты биографии главного героя книги. 24 августа 1941 года он, несмотря на то что имел бронь как актер театра Красной Армии, ушел добровольцем на фронт, закончил войну в чине капитана, орденоносец, дважды был ранен - один раз тяжело, второй раз в Польше в 1944 году снайпер прострелил ему плечо. В госпитале врачи посоветовали "развивать руку", и он, пристроившись на больничной койке, начал писать книгу. Незаконченную рукопись привез друзьям в Москву (чтоб не потерялась). В литературных кругах заговорили о сенсации. В год Победы война была модной темой. Но эта книга была создана боевым офицером, который провел войну даже не в редакциях фронтовых газет или в политотделах, а на самом переднем крае, в окопах. Главный редактор журнала "Знамя" Всеволод Вишневский пошел на риск: приказал рукопись опубликовать. Читательский успех был огромный, тираж сразу был распродан, а в библиотеках за журналом выстраивались очереди. Книга тут же была издана издательством "Московский рабочий". Официальная пресса отреагировала неоднозначно. С одной стороны, литературные критики приветствовали появление повести - дескать, наконец о войне написал непосредственно ее участник (на эту реакцию Вишневский и рассчитывал). Но с другой стороны, критиков смущало, что автор рассказывал о войне совсем не так, как они привыкли читать: тяжелые фронтовые будни, смерти солдат и офицеров - а где героизм советских воинов? И замелькал в печати сомнительный термин "окопная правда" - мол,конечно, автор знает войну, но что он мог видеть из окопов? Как ему понять замечательные планы славных советских маршалов, и нет портретов вождя, генералов, политработников? Согласно легенде, Александр Фадеев, представляя Сталину кандидатуры на самую главную литературную премию страны, в последний момент дрогнул и вычеркнул сомнительную повесть. Сталин внимательно просмотрел список, усмехнулся и собственноручно синим карандашом вписал повесть в наградной лист. Так автор книги "В окопах Сталинграда" Виктор Платонович Некрасов стал лауреатом Сталинской премии.