Поделиться
Актуальное понятие "модернизация" ассоциируется у нас в основном с технологическими прорывами и преобразованиями. Но принесет ли плоды модернизация в технике без изменения сознания человека и его культурного уровня?
Эту тему с "РГ" обсуждает Екатерина Гениева, российский филолог и общественный деятель, генеральный директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М.И.Рудомино.
В эпохе Джобса
Российская газета: Гуманитарная мысль должна опережать прогресс - такую фразу недавно произнес Александр Сокуров, повторяя формулы Льва Толстого и других великих просветителей…
Гениева: Из наших современников прямее всех об этом сказал философ Клод Леви-Стросс: "XXI век будет веком гуманитарных наук - или его не будет вовсе". То есть, если гуманистические, гуманитарные подходы в мире не возобладают, то мир окажется в тупике.
РГ: То есть, если модернизация коснется только техники и технологии…
Гениева: …то никаких объективных положительных результатов - уверена, и в технике в том числе! - она не принесет. Но если это сочетание технологического прогресса с изменением ментальности человека, его мышления, образа жизни, то есть надежда, что она рано или поздно даст свои плоды. К сожалению, для многих в России модернизация, действительно, и прежде всего - Сколково, нанотехнологии, всеобщая интернетизация, в общем, сплошное "железо".
РГ: Но сегодня весь мир увлечен, в основном, именно "железом"
Гениева: Мы находимся в отчетливо революционном периоде, на исходе гутенберговской эпохи. Скайпы, айпады и им подобные сжали мир до размеров твоего кабинета: мы в Москве шлем электронное письмо и через несколько секунд оно появляется в Библиотеке Конгресса. И что с этим миром, таким маленьким, делать? Какие контуры мы нарисуем для эпохи Джобса? И главное - а что дальше?
РГ: У вас нет ответа на все эти вопросы?
Гениева: У меня есть ответ только на один вопрос - что я сама должна в этой ситуации делать? - На просторах общего поля, в общем саду, окучивать свою грядку.
Нагорная проповедь о культуре
РГ: Делай, что должно, и будь, что будет
Гениева: Что можешь, что должно, как тебе представляется правильным. Будь я помоложе и будь на дворе 90-е, вполне возможно, что мне отчетливо захотелось бы пойти в политику. Меня бы интересовала площадка, на которой можно и должно было бы говорить и влиять на принятие решений - конечно, гуманистическая, гуманитарная площадка. Да, "железо", как правило, всегда на первом месте, гуманитариев у нас слышат редко - что ж, надо повторить и в третий, и в четвертый раз, с политических подмостков это прозвучало бы громче. Просто всегда надо помнить Пастернака: "пораженье от победы ты сам не должен отличать" - и стараться от своего поведенческого регламента не отступать.
РГ: Абсолютный идеализм…
Гениева: Им и руководствовался академик Дмитрий Лихачев, когда в 70-х представил обществу свою Декларацию прав культуры! Документ, казавшийся в те годы донельзя утопическим, вызывавшим у всех, кто с ним знакомился, непонимание и растерянность. Это была какая-то Нагорная проповедь о культуре. Не помысли народ свой врагом других народов. Не ищи в науке только истину и не пользуйся ею во зло или ради корысти. Пусть живет всё живое, мыслится мыслимое. Пусть будет свободным все, ибо рождается свободным. И я тогда не понимала, чего он хочет этой защитой прав культуры, как это все можно реализовать.
РГ: А сейчас понимаете?
Гениева: Это очень трудные материи, говорить об этом в нашем сугубо практическом мире часто бывает неудобно. Так же, как говорить о чести, достоинстве, порядочности, семейных ценностях, любви друг к другу. Но то, что сегодня в нашем обществе эти слова почти не звучат, не значит, что об этом не нужно говорить! Когда Христос шел в синагогу, он разве рассчитывал, что его все услышат и сразу станут хорошими? Но Он делал то, что считал нужным!
РГ: Вы тоже на это не рассчитываете?
Гениева: У меня своя грядка. Вот вы вошли в библиотеку сквозь наш атриум, наш внутренний дворик, а в нем стоят памятники Лихачеву, Диккенсу, Ганди, Гейне и другим. Любой человек, идущий в библиотеку, может остановиться возле памятника Валленбергу и прочесть какое количество евреев он спас. Всех строем это "не пробьет" - но кого-то пробьет. На коленях памятника Иоанна-Павла Второго лежит книга, где написано "В начале было слово".
РГ: Слово, а не винтик!
Гениева: Да, не винтик и не электрод! И в этом суть нашей гуманитарной проповеди. Бродский в своей Нобелевской речи, рассуждая о значении поэзии, заканчивает словами о том, что у него есть слабая надежда - те, кто в детстве читал Диккенса, не поднимут руку для удара.
РГ: Те, что снимались на айфоны возле трупа Каддафи, наверняка не читали Диккенса.
Гениева: Ливийский кошмар только доказывает жизненность лихачевского и леви-строссовского идеализма: техническая модернизация, не соотнесенная с развитием институтов культуры, не защитит человечество от одичания! Высокие технологии, Интернет, как мы видим в последнее время, способны очень эффективно сколачивать отдельных дикарей в хорошо оснащенные банды.
Чей Мандельштам?
РГ: Но согласитесь - идеализм, о котором вы говорите, в потоках информации, льющихся на человека сегодня чуть ли не из каждого утюга, практически неразличим, незаметен!
Гениева: Если под утюгом понимать компьютер и Интернет, то почему же не затолкать в утюг ту же Нагорную проповедь? Надо просто уметь это делать, понять, что ты хочешь делать, знать, как это делается, - и быть, повторяю, готовым к поражению.
РГ: Воспитывая тех, кто со временем...
Гениева: ...может быть, будет побеждать. Понимая, что твоя аудитория - идейно та, что услышит этот цивилизационный крик. Ведь модернизация, я убеждена, возможна только там, где человек, как ее субъект, способен соотносить себя с переменами и развиваться, менять себя в рамках своей культурной традиции. Но проблема в том, что в России в ХХ веке культурную традицию вырывали с корнем, высылали на "философских" пароходах - в то время, как в Западной Европе, Юго-Восточной Азии идеи технологического прогресса не отменили культурную традицию и модернизация дала плоды. А у нас восстановить былое быстро не получается.
РГ: Не этим ли вы как раз и занимаетесь - я имею в виду затеянный вашей библиотекой несколько лет назад проект "Большое чтение"?
Гениева: Однажды я увидела, как в США работает государственная программа поддержки чтения "Big Book", какую огромную аудиторию она охватывает, то поняла, что ее необходимо делать и у нас. Там каждый штат, на основе мнения читательских, попечительских советов выбирает какую-то книгу, которую может читать вся страна. Книга на государственные деньги издается - в таком количестве, чтобы каждая библиотека получила по три-пять экземпляров, причем бесплатно.
РГ: А как вам удалось получить под эту идею финансирование?
Гениева: Мы пошли в регионы и сумели доказать руководителям областей, что это им необходимо. Мы выбираем фигуры, гуманистически важные для этой территории, скажем, Тютчева для Брянской области, Цветаеву для Ивановской - там у поэтов были родовые гнезда, - пишем на "титуле", что книга выходит при поддержке губернатора и при нашем посредничестве она печатается. Область ее выкупает по цене производителя и потом, когда книга приходит во все библиотеки территории, вокруг нее устраивается целое действо: проходят читательские конференции, выставки, конкурсы, ставятся спектакли. В Иваново, например, жители соревновались в том, кто сошьет лучшее платье для героини книги Харпер Ли "Убить пересмешника".
РГ: Когда программа стартовала в России, в ней согласились участвовать только Саратовская и Ивановская области…
Гениева: Сегодня в "Большом чтении" 27 регионов - Брянск, Ханты-Мансийск, Курск, Сургут, Рязань, где издали "Анну Снегину" на 12 языках... Регионы уже начинают бороться за писателей, например, и Воронеж, и Санкт-Петербург претендовали на Мандельштама, а губернаторы в свои предвыборные программы включают такой пункт, как "поддержка культуры и библиотек". Я совершенно не рассчитывала, что проект будет подхвачен так дружно, 27 - это, скажу вам, уже критическая масса! Программа из локальной сама собой переходит на федеральный уровень, становится системой.
Место встречи
РГ: Однако при этом провинциальные и столичные библиотеки все-таки продолжают пустеть - зачем куда-то идти, если любую книгу, любую информацию можно получить нажатием кнопки?
Гениева: Да, как хранилище информации библиотека действительно уходит в прошлое, но она становится нужна для того, чтобы встречаться с такими же, как ты. Современному миру не хватает гуманистического, человеческого зрения, интернет не может дать взгляда глаза в глаза.
РГ: И это свойство библиотек в России востребовано?
Гениева: Я много езжу по стране и вижу, что наша гуманитарная аудитория, по большому счету, лишенная к себе внимания, все более обращает внимание на библиотеки: там сегодня проводятся серьезные конференции, семинары, организуются встречи с писателями, некоммерческие кинопоказы. В Тверской научной библиотеке имени Горького учат иностранным языкам, в Сургуте собирается полный зал на встречу с режиссером Гарри Бардиным, краевая библиотека в Красноярске проводит конференцию по современной латышской литературе. Людям нужен профессиональный, интеллектуальный рост - и библиотеки оказываются в силах его дать! Это ли не модернизация?
РГ: Пожалуй - но с очень уж "отложенным" эффектом.
Гениева: Так ведь и на русском литературном языке, который создавал Пушкин, в России не заговорили тотчас же! Общественное сознание и литература и осваивали его десятилетиями.
РГ: Надо сказать, что и на входе в библиотеку имени Рудомино - сплошь афиши проходящих в ней мероприятий: выставки живописи, фортепианные концерты, ретроспективы киноклассики…
Гениева: Когда мы все это начинали, мне казалось, что никто к нам после работы, в 6 вечера, ходить не будет. Но оказалось, что проблема в том, что в наши тематические среды, вторники, четверги нам бывает некуда посадить людей! Вот вчера было обсуждение новой книги Евгения Ямбурга "Школа и ее окрестности" - и мы с трудом вместили всех желающих, а на вечере памяти отца Александра Меня я только молилась, чтобы балкон с набившейся туда публикой не рухнул в такой же набитый зал.
РГ: Отец Александр, благословляя вас на эту деятельность, наверняка это предвидел.
Гениева: Он знал меня с детства и, думаю, понимал, что хорошо ему известные мои качества могут здесь сработать. Ведь у Бога нет никаких рук, кроме наших. И пальцы на них должны сгибаться, листать страницы, нажимать на клавиши - словом, не быть в состоянии паралича.