Юрий Григорович относится к той редкой породе людей, которые стали символом своего времени. В течение 30 лет он возглавлял балетную труппу Большого театра, и за эти годы его имя превратилось в синоним бренда "Большой балет".
Несмотря на почтенные 85, недавно он заставил весь балетный мир вновь говорить о себе, осуществив новую постановку "Спящей красавицы". Махина Петипа, отредактированная, обновленная и освеженная Григоровичем, стала главным событием в чреде событий открытия исторической сцены Большого театра. Спектакль как влитой вписался в вишнево-золотой бархатный интерьер зала и грандиозный размах сцены. Осталось только жалеть, что эта премьера не стала первой для обновленного Большого театра. Один из спектаклей транслировали в кинотеатры Европы, Америки, Канады и Латинской Америки, что заставило и там с новой энергией обсуждать феномен хореографа Григоровича, всегда вызывавший яростные споры западных балетных критиков.
Юрий Григорович - явление международного масштаба, но особенно близкое тем, кто впитал отечественное святое отношение к балету, заложенное еще в XIX веке Дидло и Петипа.
Григорович, основную часть жизни проведший в Москве, родился в Ленинграде - колыбели не только революций, но и русского балета. Там же он получил в наследство два генеалогических древа - семейное и балетное, которые в роду Григоровича переплелись. Его дядей был Георгий Розай, выдающийся танцовщик Маринского театра, блиставший у Дягилева в "Русских сезонах". Сформировался хореограф под влиянием Александра Ширяева, у которого занимался в Ленинградском хореографическом училище. Ширяев был ассистентом Петипа и учеником Христиана Иогансона, который в свою очередь учился у великого датчанина Августа Бурнонвиля, ученика Вестриса, легендарного танцовщика XVIII века.
Прежде чем стать хореографом, Григорович 18 лет танцевал в Театре оперы и балета имени Кирова. Принцем, главным героем балетного спектакля, он не был, хотя, по отзывам современников, блестяще исполнял деми-характерные соло в спектаклях Перро, Петипа, Иванова, Фокина, Лавровского, Чабукиани. Так что хореографическое наследие прошлого Григорович сначала изучил на практике. В то же время он еще совсем молодым попал в круг великого хореографа-авангардиста Федора Лопухова, балетоведа Юрия Слонимского, сценографа Симона Вирсаладзе, балерины Аллы Шелест - не только практиков, но и аналитиков балетного процесса. В общении с ними кристаллизовались собственные идеи Григоровича. Воплощать их сначала пришлось в драматическом театре - хореограф неоднократно ассистировал драматическим режиссерам, в балетной самодеятельности (первый полнометражный спектакль "Аистенок" увидел свет во Дворце культуры имени Горького).
Но когда в 1957 году появилась возможность поставить внеплановый "молодежный" спектакль в Театре оперы и балета имени Кирова, 30-летний Григорович проявил себя не просто зрелым хореографом. Его "Каменный цветок" был воспринят как манифест нового балета. Спектакль, в котором пантомима уходила на третий план под напором калейдоскопически разнообразного танца, казался полным антиподом хореодрамы, мастерами которой были Ростислав Захаров, Леонид Лавровский, Константин Сергеев - патриархи советского балета.
Тогда главным в этом спектакле казалась мощь и самоценность хореографического решения. И только с годами стало очевидно, что "Каменный цветок", как позже "Легенда о любви", "Щелкунчик", "Спартак", "Лебединое озеро", "Иван Грозный", "Золотой века", продолжает и развивает старинную традицию русского балетного театра. Ту традицию, которая превыше всего ценит в хореографе умение на сцене создать собственный мир, вызвать не столько восхищение чистым танцем, сколько заставить сопереживать мыслям и чувствам автора. Причем ремеслом танцевальной композиции Григорович владел безукоризненно. Но его гигантское гран па самоцветов в "Каменном цветке" выразительно передавало природу мира Хозяйки Медной горы, заставляющую замирать от восхищения и леденящую душу одновременно. Танец воды в "Легенде о любви" идеально воплощал душевное состояние Ферхада, прорубающего скалы и мечтающего о принцессе Ширин. В Розовом вальсе "Щелкунчика" волны кордебалета превращались в волны эмоций, захлестывающие героев перед венчальным адажио.
Неудивительно, что искусство Григоровича, ощущающее родовую связь с русским балетом прошлых веков, сразу нашло много приверженцев. В Театре оперы и балета имени Кирова целое поколение артистов проявило себя благодаря спектаклям Григоровича. Хотя в Ленинграде их создано всего два - за "Каменным цветком" последовала "Легенда о любви".
В 1964 году хореограф был приглашен возглавить балет Большого театра. В Москве им было создано около двух десятков постановок, среди которых были и оригинальные спектакли, и собственные редакции главных классических балетов. И здесь хореограф завоевал репутацию безоговорочного лидера: в его спектаклях выросли Васильев и Максимова, Бессмертнова и Михаил Лавровский, Сорокина и Владимиров, Марис Лиепа, Семеняка и Годунов. С тех пор минуло не одно десятилетие, Григорович уходил из Большого театра и вновь в него вернулся, переделал почти все свои легендарные постановки. Но до сих пор многие танцовщики приходят в труппу с мечтой не просто танцевать в Большом, а танцевать Спартака и Мехменэ Бану, Ивана Грозного или хотя бы в ансамбле Звонарей в том же "Иване Грозном". Мир, созданный Григоровичем, возможно, и утратил идейную актуальность, но сохранил ту балетную самоценность, которая заставляет веками сопереживать Жизели и Одетте-Одиллии, которых придумали предшественники Григоровича.