Сегодня артисты Алтайского драматического театра, пережившего в прошлом году отставки директора и главного режиссера, приступили к работе над новой пьесой. Ставить ее будет Владимир Чернядев.
Владимир Константинович в 1970-80-е годы успешно работал в ведущих театрах Новосибирска и Ставрополя, в том числе на постах главного режиссера. Многие его спектакли получали высокую оценку в региональной и столичной прессе, а также были удостоены призов, в том числе международных. Последние два десятка лет Чернядев жил и работал в США.
Российская газета: Владимир Константинович, с какими планами приехали в Барнаул?
Владимир Чернядев: В четверг мы с артистами приступим к работе над пьесой Скарначчи и Тарабуззи "Моя профессия - сеньор из общества". Любопытнейшая по своему построению пьеса была написана в 80-е годы прошлого века. В Союзе пьеса не очень широко шла - цензура почему-то ее не очень жаловала. Бурная итальянская жизнь, множество комедийных ситуаций… По этой пьесе был снят фильм, с моей точки зрения, неудачный, довольно скучный.
РГ: Ну да, его не спас даже Александр Ширвиндт, игравший главную мужскую роль. Почему же вы сделали выбор в пользу "итальянских страстей"?
Чернядев: Очень сжатые сроки - в моем распоряжении пять недель репетиций. По объему пьеса, конечно, огромная, но материал довольно легкий и можно успеть сделать достойный спектакль. Ситуация в театре такова, что нужно заполнять зал, а репертуар немножко устарел.
РГ: Не пугает, что труппа драмтеатра выглядит несбалансированно: мало артистов среднего возраста, женщин заметно больше мужчин.
Чернядев: Мои любимые периферийные театры страдают схожими болезнями. Алтайский - не исключение. Но это поправимо. Время все расставит на свои места.
РГ: В 1975 году вы окончили Ленинградский театральный институт, где занимались в мастерской великого Товстоногова. Чем вам близка школа Григория Александровича?
Чернядев: Он очень много сделал в плане исследования режиссерского творчества. Выстроил стройную систему подхода к материалу пьесы, ее анализу. При этом в основу системы Товстоногова легла методология Станиславского. Школа Товстоногова дает возможность режиссеру, взяв пьесу в работу, точно ее проанализировать и не мучить ни себя, ни актеров, открывая велосипеды. Его школа - это школа построения конфликта.
РГ: Какие спектакли вы никогда не ставили и не будете ставить?
Чернядев: Те, после которых не о чем думать. Те, которые оставляют зрителя холодным, эмоционально пустым. Задача режиссера состоит в том, чтобы его в спектакле оказалось как можно меньше. В первую очередь должен быть создан актерский ансамбль. Дальше, в помощь им, очень важно создать ансамбль "режиссер - художник - композитор". И тогда у зрителя возникнет ощущение единства всего, что происходит на сцене.
РГ: Каким ветром вас в 1990-е годы занесло в Америку?
Чернядев: В 1989-90 годах я стал сорежиссером-постановщиком и одним из организаторов совместного международного проекта-сказки "Колыбельная для завтра". Спектакль осуществлялся на базе детской театральной студии "Смайл" при новосибирском театре "Глобус" и аналогичной студии в Америке, в Сиэтле. Успех спектакля, показанного в Новосибирске, Иркутске, Киеве, Сиэтле, Вашингтоне, превзошел все ожидания. Как написали в одной американской газете: "Рейган и Горби не смогли сделать для сближения наших стран больше, чем это удалось нашим детям".
В 90-м по приглашению американских коллег я уехал в США, где остался жить и работать. Собрал небольшую труппу профессиональных актеров, открыл "Русский театр классической пьесы", занимался профессорской деятельностью - выступал с лекциями и мастер-классами по основам режиссуры и актерского мастерства в различных колледжах страны.
РГ: Было время посмотреть на российский театр со стороны. И что увиделось на расстоянии?
Чернядев: Все эти годы я внимательно следил за нашей театральной жизнью. Меня настораживают и даже пугают некоторые тенденции. Многие ценности измельчаются. Новые поколения зрителей находятся на том уровне восприятия, который мы достигали уже к пятому классу. Погоня за деньгами, тусовки, мнимый престиж - какая-то бесконечная ярмарка тщеславия. Спектакли перестали называться спектаклями. Теперь это пафосные "проекты".
И в институты театральные сегодня поступают не за тем, чтобы служить идее Театра. И даже не выслужиться, а дослужиться до чего-то. До сериала, к примеру. Это почему-то вообще предел мечтаний! Тогда при чем здесь Театр? Только для того, чтобы в конечном счете все стало, как у тех, кого они из серии в серию изображают.
РГ: В Америке театр переживает столь же смутные времена?
Чернядев: Нет! Там совсем другая система отбора, спроса и предложения. Другие ритмы и цели у тех, кто хочет заниматься театром. Там мало быть действительно талантливым. Требуются еще трудолюбие, настойчивость, упорство и желание бесконечного совершенствования. Американские артисты постоянно учатся. Заработанные деньги вкладываются в дальнейший процесс совершенствования актерского мастерства. И везде надо успеть показать себя, использовать подвернувшийся шанс. Если человеку сказали, что завтра показ и дали выучить огромный текст, а он ночью подрабатывает где-нибудь в баре, коктейли делает, то можете не сомневаться - успеет сделать все. Пробиваются наверх те, в ком есть талант и энергетика. В Америке очень приятно и легко быть режиссером - актер делает все, что от него потребуют.
С нашей системой стационарных театров артисты, особенно в возрасте, часто теряют желание расти и даже смотреть на коллег, которые моложе и продолжают двигаться вперед. Зарождается неизбежная зависть и начинается разложение. Конечно, у нас тоже артисты много работают. Но зачастую их используют сверх меры, не дают возможности перевести дух и загоняют в штампы, которые потом закрепляются на всю жизнь.
РГ: Что скажете труппе, начиная работу над новым спектаклем?
Чернядев: Я скажу: "Эта пьеса написана 40 лет назад. Но сейчас она бы в Италии вряд ли пошла. И знаете, почему? Потому что там так уже не живут. А мы, к сожалению, пришли к тому, что сегодня стали жить так, как там жили сорок лет назад".