15.02.2012 23:03
    Поделиться

    Дмитрий Шеваров о добром вологодском поэте

    Календарь поэзии

    Щекочет утро нос дымком.
    Стою на улице - и сонно
    Вытаивает за стеклом
    Печь ликом умиротворенным.
    В заулке снег крахмально бел!
    Как вкусно захрустели лыжи!
    И я почувствовал - прозрел -
    Душой не только слышу -
    вижу!..

    Владимир Кудрявцев

    Володя для меня рифмуется с Вологдой, где он живет. Многие здесь, может, и не слышали Володиных стихов, но все его знают как доброго человека.

    А поэзия в Вологде растворена в воздухе. Может, потому и не очень ее замечают - просто дышат ею. На поэта вологжане смотрят как на соседа или приятеля. Встретив в магазине, автографа не просят. Он же наш, здешний, мы его с детства помним...

    И вот вижу, как Володя идет сквозь снег по Пушкинскому бульвару. Как он переходит площадь и оказывается на улице Лермонтова, потом спускается к реке, а с другого берега, из Заречья, выбегает к нему улица Николая Рубцова, и можно перейти к ней по льду. А там - низкие крыши, высокие сугробы...

    Кстати, зимой мы и познакомились. Мороз тогда был - как в Володиных стихах.

    Утром птицы каркали -
    не пели.
    Над избой, над полем, над рекой
    Солнце шло по небу еле-еле
    С красной обмороженной щекой.
    В дреме, съежась, индевели тени.
    И в пути, вздремнув, услышал я,
    Как скрипел, звеня на всю
    деревню,
    Снег под хрупкой лапкой
    воробья...

    Середина 1980-х. Володя в ту пору был редактором вологодской молодежной газеты. Я приехал на зимние каникулы и, запертый холодами дома, написал заметку в газету. И вот иду в редакцию. Бабушка уговорила меня сменить хлипкие ботинки на дедовы валенки - и ногам тепло, и душе весело. В редакции по случаю праздников пустынно. Заглядываю в редакторский кабинет: окна затянуты инеем, а за столом сидит человек, чем-то похожий на молодого генерала эпохи войны 1812 года. На плечи у него наброшено пальто, кудрявая голова склонена над рукописью... И вдруг меня стали смущать мои валенки. Не к месту вспомнились "Ходоки у Ленина". Я решил зайти как-нибудь в другой раз. Но тут Володя заметил "ходока", поставил чайник, и мы проговорили до сумерек.

    Через несколько лет он взял меня на работу. Тогда я узнал, что Володя родился в костромской деревеньке Попово, а школу окончил в Сусанино (прежде называвшемся Молвитино), где жил в далеком семнадцатом веке Иван Сусанин.

    За окнами гудят метели.
    Тепло у деда на руке...
    Во сне иль наяву слетелись
    Зимою лебеди к реке.
    И пробирается лесами
    На свет дрожащего огня
    Такой, как дед, - Иван Сусанин,
    Зовя по имени меня...

    Отрочество Володи прошло у стен местной Воскресенской церкви, запечатленной Саврасовым на той самой картине, где грачи прилетели. Вот так и поэзия слетела на душу деревенского мальчика - внезапно, как эти грачи, как первая любовь, нахлынувшая вместе с сырым мартовским ветром...

    Грачиные гнезда на кронах
    сквозных
    Тяжелыми шапками
    вслед мне помашут...

    С таким редактором, как Володя, в нашей редакции все стали немного поэтами. И даже читатели вместо того, чтобы писать в газету жалобы, посылали нам свои стихи. Или прямо приходили в редакцию и читали нам свои сочинения вслух. Некоторые пели под гитару или гармошку.

    Стихи или обзоры поэтической почты выходили в газете каждую неделю.

    Но тут Володю перевели на другую работу. Газета вовсе оторвалась от бренной земли и вскоре исчезла. Ее давно уж нет.

    Но жива в Вологде память о месте, куда можно было без смущения прийти в валенках; где людей с улицы встречали по-домашнему, поили чаем, давали взаймы, а на подоконниках как воробьи сидели разомлевшие от тепла поэты.

    Трещит подтопок разгораясь.
    И слышно мне, как за окном
    Метель, как будто бы живая,
    Обнюхивает шумно дом.
    В хлеву тревожатся овечки.
    Гудят промерзшие столбы.
    А мы сидим вдвоем у печки
    Под завывание трубы...

    Поделиться