Павел Басинский: Для меня Распутин и Маканин - классики мировой литературы
Во-первых, на ВВЦ прошла 15-я Национальная выставка-ярмарка "Книги России", а ее торжественное закрытие состоится сегодня. Во-вторых, мы отметили сразу два писательских юбилея: Владимира Маканина и Валентина Распутина. Обоим исполнилось 75 лет. Оба родились в несчастном 1937 году, с разницей в два дня - 13 и 15 марта соответственно.
Вообще, в 1937 году, который по восточному календарю был годом Огненного Быка, родилось удивительно много писателей: Распутин, Маканин, Вампилов, Ахмадулина, Мориц, Битов... Называю их без всякого порядка и попытки поделить на какие-то литературные группы или "партии", что и невозможно сделать, если внимательно посмотреть на этот далеко не полный список "детей 1937 года". Кстати, этот термин впервые ввел в оборот очень яркий литературный критик Владимир Бондаренко и даже написал об этом интересную книгу: "Дети 1937 года" (2001).
Что было причиной этого странного поколенческого "чуда"? Можно гадать долго. Но конечно, одной из причин была сталинская "забота" о рождаемости и запрет на аборты. Проблема "отцов и детей" ведь просто решалась тогда. Этих отцов посадили, этих расстреляли, но раньше все-таки позаботились о демографическом росте, причем как раз накануне страшной войны. Во время войны отцы, которые были на свободе, пошли на фронт, а оставшиеся в тылу матери всю войну и после нее тащили на плечах этот вечно голодный демографический рост.
Неслучайно одна из повестей Владимира Маканина называется "Безотцовщина", а у мальчика из рассказа Валентина Распутина "Уроки французского" заметно нет отца.
Владимир Маканин родился на Урале, в Орске. Валентин Распутин - в Сибири, в деревне Аталанка Иркутской области. Между Орском и Иркутском расстояние более 4000 километров. Это почти в десять раз больше, чем между Парижем и Лондоном. И всего лишь (по нашим понятиям - всего лишь!) на полторы тысячи километров меньше, чем между Лондоном и Нью-Йорком. Но представьте себе, сколько событий происходило между Парижем и Лондоном и между Лондоном и будущим Нью-Йорком и как они повлияли на ход мировой истории. А между Орском и Иркутском как будто ничего не было. Тишина.
Конечно, специалисты по русской истории что-то нам расскажут. Наверное, и все не специалисты вспомнят об уральском казаке Ермаке, который покорил Сибирь. Но все равно наши дети гораздо лучше знают Д Артаньяна, особенно в исполнении Михаила Боярского, чем Ермака, даже в исполнении Виктора Степанова в одноименном кино 1996 года.
А ведь Распутин и Маканин - дети немыслимых исторических и географических пространств, от которых дух захватывает! Ведь Урал и Сибирь - два величайших географических региона в евроазиатской части мира. Война, которую пережили эти "дети 1937 года", была величайшей войной в мировой истории. Русская революция, которая определила судьбы этих "детей" через их "отцов", была, разумеется, главным политическим событием ХХ века.
Но вот что странно: мы совсем не воспринимаем этих писателей как исторических. И если сибирская составляющая Распутина нам еще понятна через его очерки, то уральский вектор Маканина не понятен, нет...
Например, для британской литературы чрезвычайно важно место рождения писателя - сама Англия, Ирландия или Шотландия? Для американской прозы "южане" и "северяне" являются принципиально разными литературными "партиями". И даже мы, русские, чувствуем отличие между Фолкнером и Фицджеральдом, даже если не знаем, чем отличается штат Миссисипи, где родился Фолкнер, от штата Миннесота, где родился Фицджеральд. Для того, чтобы почувствовать разницу между этими классиками американской прозы, нам совсем не нужно знать, что прадед Фолкнера воевал на стороне южан, а прадед Фицджеральда был автором текста государственного гимна США, т. е. американским Сергеем Михалковым.
Но лично для меня Распутин и Маканин тоже являются классиками мировой литературы. И то, что ни один, ни другой еще не получил и, вероятно, не получит Нобелевской премии, является проблемой самой премии.
Вы посмотрите: какие они восхитительно разные! Один - боль, стон, непрерывное апокалиптическое напряжение. Но и сколько любви и милосердия в том же небольшом рассказике "Уроки французского", который был написал сорок лет назад, а до сих пор порождает слезы у всех читающих и что-то чувствующих поколений. Второй - диагност, аналитик, с годами становящийся все жестче, совсем уж стыдящийся вынесения каких-то прямых моральных оценок. И это тоже заставляет вспомнить рассказ сорокалетней давности, мой любимый у Маканина, "Ключарев и Алимушкин". Как страшно он заканчивался! "Передай мужу, что Алимушкин улетел на Мадагаскар, и его провожала мать", - то есть герой умер, а всем хотелось бы, чтобы он просто незаметно исчез.
По Распутину и Маканину мы могли бы (и должны!) изучать нашу историю, а не по комментариям наглотавшихся каких-то книг и статей политологов. Они могли бы (и должны!) ответить нам на вопрос: что с нами сегодня происходит? Но пока овцы блеют, пастыри молчат. Оба устали. Это так грустно, что от обоих юбилеев осталось нерадостное чувство. Словно мы кого-то обманули или нас кто-то обманул. Словно совсем не осталось у нас словесных пастырей. И надо уже идти в церковь, а там тоже не понятно, что происходит, и порой думаешь, что уж лучше бы некоторые из тех пастырей тоже не открывали ртов.