Поделиться
Учительница русского языка и литературы Костромской школы-интерната для слепых и слабовидящих детей Наталья Тарковская не видит абсолютно ничего, даже светового пятна. Но если об этом не знать, то заметишь эту ее "ограниченную возможность" далеко не сразу.
…Она стоит у классной доски, объявляет тему урока, проходит между партами, поворачивая голову то к одному ученику, то к другому… И я понимаю, что… ничего не понимаю. Урок как урок. Лишь бросается в глаза необычный лист твердой бумаги у педагога в руках - с рядами дырочек с одной стороны и выпуклостей - с другой. Проведя по ним пальцем, Наталья Анатольевна дает задание пятиклашкам: "Записываем слово "сиреневатая". Морфемный разбор на доске пойдет делать Катя…"
Девочка послушно пишет на доске то, что задали, правда, слово у нее получается немного другое - "сериневатая".
- Прочитай, что ты написала, каждую букву, - просит учительница.
Катя читает, попутно узнавая от педагога, что написанное прилагательное произошло не от слова "серый", а от слова "сирень". Ошибки исправлены, корни-приставки найдены. Обычный урок с той лишь разницей, что все написанное обязательно, и не один раз, проговаривается вслух. Что нужно не только учительнице, которая должна таким образом "увидеть" то, что "натворили" ее ученики, но и самим детям - по той же причине.
Очкариков нет
Эта школа особая: здесь очкариками не дразнят - потому что в очках все. Абсолютно незрячих ребятишек среди школяров единицы, но серьезные проблемы со зрением - у всех. При этом пусть и ослабленного, но такого зрения большинству все же достаточно, чтобы писать в обычных тетрадках и учиться по привычным учебникам и книгам.
Эту же школу в 1998 году окончила сама Наталья Тарковская. Правда, у нее учебники были другими. Она родилась с ослабленным зрением, но в раннем детстве все же видела. А потом в девять лет в московской клинике ей сделали операцию в надежде остановить прогрессирующую слепоту. Увы, медиков постигла неудача.
Тогда девочка освоила рельефно-точечный шрифт Брайля и перешла на какую-то другую "орбиту", где все воспринимается на ощупь и на слух. После школы она поступила на филфак Костромского университета и окончила его с красным дипломом. И даже впоследствии защитила диссертацию по творчеству Ивана Гончарова.
- Записывала лекции на диктофон или шрифтом Брайля, - вспоминает студенческие годы Наталья. - Преподаватели, спасибо им, шли навстречу: я писала, например, контрольную работу шрифтом Брайля, а потом им читала ее - они же этот шрифт не знают. То есть экзамены сдавала устно. Это сейчас есть специальные озвучивающие программы, которые очень помогают. А тогда компьютеров у нас не было.
И вот почти уже девять лет Наталья - учитель русского языка и литературы. Не без гордости она рассказывает, что в прошлом году выпустила 12-й класс (в этой школе учатся на год дольше) и все ребята поступили в вузы, а одна девочка на ЕГЭ по русскому языку набрала больше 90 баллов.
- Она и сама по себе, конечно, умница, но, думаю, и моя какая-то заслуга в этом есть, - улыбается Наталья.
Свой кабинет
Сегодня у нее три класса - восьмой, седьмой и пятый. В последнем она еще и классная руководительница: первый раз за свою учительскую карьеру решила попробовать себя в этом качестве.
Несмотря на проблемы со зрением, ее пятиклашки такие же шебутные, как и их более зрячие сверстники. Два Андрея заявляются в класс через пару минут после звонка - за что им приходится в дверях держать извинительную речь.
- Очень строгая, на секунду прямо нельзя опоздать, - пожаловался мне потом один из Андрюшек. И по тому, как он ворчал, было видно, что ребятня ну совершенно не воспринимает своего педагога как человека незрячего. И в самом деле: красивая, со вкусом одетая, подвижная, со звонким молодым голосом, легкая на шутку и улыбку - да тут невольно забудешь про все страшные диагнозы. Каких неимоверных усилий все это требует - знают лишь самые близкие люди.
В школе у Натальи несколько лет уже - свой кабинет. Поначалу, вспоминает, приходилось на переменах все время искать свободный класс, что в ее положении - мука чудовищная. Сейчас же она знает в кабинете каждый уголок, каждый шкафчик и полочку, ребята рассаживаются строго по своим местам, а их голоса она узнает не хуже, чем их родные матери.
- Конечно, моим положением ученики наверняка пользуются - даже у зрячих учителей на контрольных списывают, - рассуждает она. - Но я ведь всегда найду способ проверить знания. Даю всем разные варианты, постоянно спрашиваю устно, у доски. Так что масштабный какой-то обман невозможен. А дисциплина у меня еще и построже, чем у некоторых зрячих учителей.
Проверять тетради и ставить отметки в журнал "особенному" школьному педагогу помогает специальная помощница, приходящая раз в неделю и имеющая статус секретаря незрячего учителя. Ну а готовиться к урокам приходится, конечно, в основном самой. И если с русским языком проблем нет, потому что у нее есть специальные брайлевские учебники, то с литературой сложнее - не все произведения адаптированы для слепых, поэтому все время приходится что-то искать, скачивать из Интернета аудиокниги. Многое воспринимается на слух. Тот же секретарь иногда зачитывает Наталье статьи из учебника, а она уже переписывает их для себя по Брайлю, конспектирует. Да банальная доставка в случае надобности учебных пособий из школы домой и обратно тоже проблема не из простых: любая книга, напечатанная шрифтом Брайля, увесистее обычной в несколько раз - сила нужна недюжинная. Например, в брайлевском варианте "Войны и мира" - 29 томов, каждый из которых по величине напоминает большую бухгалтерскую папку толщиной сантиметров пять-шесть. Попробуй принеси такую домой "перечитать"…
Без белой трости
Из дома на работу и обратно в отдаленный костромской микрорайон Наталья ездит чаще всего сама, причем без белой трости.
- Меня ругают близкие, что я рискую жизнью, - признается она. - А я как-то не могу - стесняюсь.
Стесняется она и звонить сестре Андрея Тарковского Марине Арсеньевне, хотя ей кто-то раздобыл нужный телефон: вроде бы, со слов Натальиной бабушки, есть между ними родство, но какое именно - точно она не знает.
- А вдруг она подумает, что я хочу примазаться или что мне надо что-то от них, - объясняет Наталья свою нерешительность. - Постеснялась.
Она считает себя счастливой: у нее есть любимый и любящий муж, интересная работа. Кстати, супруга она привезла в Кострому из Москвы. От местного общества слепых ее отправляли в столицу на компьютерные курсы. Преподаватель этих курсов и не устоял перед очаровательной костромичкой - бросил все и уехал вслед за ней. В Москве остался бизнес, и мужчина часто ездит туда по делам. Для полного счастья не хватает только своего малыша, которого супруги очень ждут.
У них с мужем своя однокомнатная квартира, в которой Наталья не моет, пожалуй, только окна ("там все же видеть надо, чтобы разводов не оставить"), их помогает мыть мама, живущая неподалеку. А все остальное по дому она делает сама. Готовить же и вовсе просто обожает.
- Ну как? Все на ощупь, на зуб, пробую все постоянно, пользуюсь мобильным телефоном с озвучкой, чтобы за временем следить, - рассказывает Наталья. - У меня свекровь шикарно готовит, я у нее все время рецепты брала, училась. Как-то спрашиваю ее, сколько времени требуется на жарку одного из продуктов... А она говорит: да не знаю, вот как появится золотистая корочка…
Она широко улыбается, но о том, что на самом деле творится в ее душе, потом неожиданно все же проговаривается… Шаловливый Андрюшка опять что-то натворил, и она вскользь заметила: "Андрюша, наверное, у нас холерик".
- Ктоооо?! - напрягся мальчуган, решив, что его как-то обидно назвали.
Узнав, что это всего лишь очень подвижный человек, и успокоившись, Андрюшка пристал с расспросами: "А у вас какой тип темперамента?"
- Я меланхолик, - ответила Наталья Анатольевна ученику. - Это такой всегда грустный человек…
Парадокс: давно забыв, как выглядит свет, она его… бережет.
- Не знаю почему, но я, уходя после уроков из кабинета, всегда выключаю за собой свет, - немного даже удивляясь самой себе, говорит Наталья. - Некоторые так оставляют - мол, уборщица выключит, а я сама все выключаю - экономлю.
Зрячему человеку такого трепетного отношения к свету действительно не понять…
- А почему мне духом-то надо падать? Все зрячие почему-то думают о нас одинаково, и мне очень интересно бывает их слушать, - рассказывает Наталья Тарковская. - Все полагают, что если человек незрячий, то все - надо умереть или забиться в угол, сидеть там и горевать. Наверное, если бы все это произошло со мной внезапно, я бы и правда упала духом. Но я уже привыкла, для меня это обычное состояние. Вот когда взрослые люди теряют зрение и находят силы дальше жить - это, наверное, сродни подвигу. Потому что намного тяжелее, когда из-за слепоты распадается семья, ломается налаженная жизнь. Я знала одного мужчину, который потерял зрение от сахарного диабета в 30 лет с небольшим. Он был военным, всегда очень здоровым, и вдруг такое несчастье. Жена ушла, службу в армии пришлось оставить. Вот ему было очень тяжело, а я с этим - с детства. Ребенок легко ко всему адаптируется. Хотя у нас в целом жизнь не рассчитана на людей с ограниченными возможностями. Есть, конечно, подвижки - например, строительство пандусов. Для незрячего человека такой "пандус" - это светофор со звуковым сигналом. Но о них речи почему-то нет вообще, хотя это, говорят, совсем недорогое дополнение. Возле нашей школы, в которую ходят 130 слабовидящих детей, таких светофоров нет. Зато много говорится о правах ребенка, а самое главное - право ребенка на жизнь - нарушается у нас каждый день…