В тот день в Теребенях, в местной церкви отпевали бабу Лену, девяностолетнюю старушку, которая померла накануне тихо и незаметно. Гроб стоял на столе перед алтарем. Единственная свечка в головах потрескивала в пустоте холодного храма. Служба шла в соседнем приделе церкви. Проповедь читал местный священник, отец Георгий.
Я осторожно открыл дверь и тихо вошел, стараясь не мешать священнику и прихожанам. Прихожан оказалось не более десяти, в основном пожилых уже мужчин и женщин. Отец Георгий - грузный здоровяк, с мощной окладистой бородой, густым волосом, с живыми, блестящими близко посаженными глазами, неожиданно тихо, даже как-то бытово и просто разговаривал со своими прихожанами. Я стоял в углу и слушал этот удивительный рассказ о жизни и смерти бабы Лены.
Не было в Теребенях более добросовестной и истовой прихожанки, чем баба Лена. Вера ее была крепка и неколебима, а просила она у Бога только одного - спокойной смерти. Готовилась к ней, собиралась.
Получается, что по вере ей и воздалось, - сказал отец Георгий. - Ушла баба Лена спокойно и тихо. Достойно, как и жила. Нам бы вот чему поучиться у нее, - закончил он, помолчав. - В зрелом возрасте надо начинать готовить себе плацдарм на том берегу, чтобы уйти без ужаса и страха перед неизбежностью смерти, чтобы спокойно и смело глядеть в дверь, куда предстоит войти каждому рано или поздно...
- Легко сказать, - возразил я ему, когда мы сидели на поминках. - Неужели вам никогда не было страшно, оттого что жизнь ваша неизбежно подойдет к концу, что весь этот мир останется, а вас уже в нем не будет? Неужели вам никогда не казалось это несправедливым?
- Еще как! - откликнулся он. - Впервые я пришел в отчаяние от неизбежности смерти, по-моему, лет в семь. Просто окоченел от страха. Потом это повторилось лет через десять, в достаточно взрослом уже возрасте. Признаюсь тебе, дело дошло до невроза: мне стало казаться, что я умираю. Тогда я понял, что должен как-то решить для себя этот вопрос раз и навсегда.
- Удалось?
- Не сразу, но удалось. Я довольно долго мучился в размышлениях, много читал, и вот однажды до меня дошло: почему мне невыносимо думать о том, что меня не будет, почему я не задумывался над тем, что меня еще совсем недавно НЕ БЫЛО.
- Эта мысль принесла вам успокоение?
- С ней я пошел на поправку. Я представлял себя в утробе матери, где мне, конечно же, было спокойно и хорошо. Наверное, я ощущал себя вполне комфортно и счастливо, еще не родившись на этот свет. Наверное, мне не хотелось уходить оттуда в иной мир. Но случилось неизбежное: преодолевая страх, с криком я родился. Так, может быть, страх смерти, который я испытал в детстве и в юности, - не что иное, как моя генетическая память о страхе рождения? И чтобы изжить в себе страх смерти, страх неизбежности небытия - надо понять, что ты совершаешь всего лишь следующий шаг...
- Предположим. Но что конкретно должен воспитать в себе человек, желающий встретить смерть без страха и душевной боли?
- Главное, - сказал он, - уметь отказаться от себя. Когда мать, преодолевая сон и усталость, бежит в ночи к плачущему ребенку - это понятный всем акт самоотречения во имя младенца, заложенный в генную память материнства. Но когда человек воспитывает в своей душе способность сознательного отречения от собственного удовольствия, комфорта во имя другого человека, во имя доброго дела, во имя помощи нуждающемуся - это и есть отказ от себя. И первый совершенный в этом направлении поступок есть первый шаг к бесстрашию перед смертью. Человек, вступивший на дорогу самоотречения, постепенно, шаг за шагом взрослеет, обретает мудрость и сердечное успокоение. В моих беседах с прихожанами я часто привожу один пример. Если ребенок, находящийся в утробе матери, отказался бы родиться - он неизбежно умер бы. Но только отказавшись от себя, от удовольствия жить в удобном и теплом мире - он рождается для новой жизни. Чтобы понять эту простую мысль, как выясняется, наша жизнь и нужна.
...Он и сегодня живет тут, в Теребенях, учит своих прихожан, сам у них учится и между тем представляет собой простой и наглядный урок всем желающим еще учиться. Надобно, как он считает, чтобы человек не брал на себя непосильных нош, но делал то, что может и должен: чтобы звонко и радостно рождался, достойно и осмысленно жил, спокойно, без суеты и страха встречал смерть.
Ты, дядя Юра, возвращайся в Теребени, - сказал он прощаясь. - Здесь все и лучше, и проще, да и воздух чище - видно дальше.