Поделиться
С фотокорреспондентом, стрингером "Ассошэйтед пресс", молодым храбрым парнем, мы из Сухума, занятого грузинскими войсками, двигались в направлении Гудауты и скоро перешли линию фронта, успешно миновали грузинские и абхазские блокпосты. В Гудауте нас представили командиру абхазского батальона, охранявшего рубеж в направлении Гагры. Взглянув на нас, он весело скомандовал: "За мной! Идем смотреть линию фронта!". И мы пошли. Правда, по мере приближения к этой самой линии и по мере того, как редели мандариновые рощи и наши фигуры становились все более отчетливыми для грузинских снайперов, назойливая бытовая мысль о том, "что, собственно, я там, на этой линии фронта забыл?" становилась все убедительнее. Этак мы дошли до неглубокой линии окопчиков, за которыми простиралась широкая долина. Присев в окопчики и выставив свои тела по пояс на обозрение всем желающим, мы принялись внимательно слушать неторопливые объяснения комбата о том, где находятся огневые позиции грузинских снайперов, откуда бьют минометы и где укрыта бронетехника. Все, о чем говорил нам отважный ополченец, располагалось настолько близко, что просматривалось невооруженным глазом. И только крайне беспечный человек мог в этот момент предположить, что в отличие от нас грузинский снайпер не изучает врага глазом, вооруженным оптическим прицелом.
Не знаю, сколько бы еще продолжалась эта садо-мазохистская экскурсия, если бы "грузинские товарищи" не начали минометный обстрел. Завыли мины, содрогнулась от первого взрыва земля, зачиркали осколки и посыпались с деревьев мандарины. Теперь-то меня ничто не могло удержать на линии обороны, и я без особого ущерба для своего журналистского реноме мог бежать отсюда куда глаза глядят. Глаза мои глядели, конечно же, в мандариновые кущи. Ни до, ни после я не бегал так быстро и сноровисто.
Иногда за спиной я различал зверское пыхтение абхазского комбата. В конце концов мы оба добежали до первого укрытия - большого полуразрушенного дома, влетели в проем дверей, плюхнулись на что-то мягкое, отдышались и огляделись.
Поразительная картина предстала нашему взору: на полу в беспорядке были разбросаны вещи, но мебель стояла на своих местах и была великолепного, дорогого дерева с прекрасной обивкой. Прямо перед нами располагался большой камин с затейливой чугунной решеткой и остатками дров во чреве. На его мраморной полке покоились остановившиеся часы из малахита. Позади роскошного дивана, на котором, как оказалось, мы и сидели, стоял (клянусь!) белый концертный рояль... Оглядев все это, я поднялся на второй этаж по деревянной лестнице, устланной мягким ковролином. Там в относительном порядке оставались две спальни, великолепная ванная комната, оборудованная джакузи и отделанная розовой плиткой...
Так я понял, что мы попали в очень богатый дом, спешно покинутый хозяевами из-за неожиданных бомбежек или минометных обстрелов. Я стал прикидывать, кто из известных людей мог жить в таком доме в Абхазии: Евтушенко? Ростропович? Искандер? Глазунов? Ардзимба? Пугачева?.. Комбат, сопровождавший меня, тоже не знал, кто хозяин. И мы принялись искать хоть какие-нибудь свидетельства, указавшие бы нам на владельца этих сокровищ. Минут через пятнадцать комбат нашел семейный альбом со множеством фотографий, которые и дали ответ на наш вопрос. Как вы думаете, мой уважаемый читатель, кому принадлежал этот дом: известному артисту, композитору, ученому, конструктору, писателю, выдающемуся спортсмену?
Нет. Он принадлежал рядовому инспектору ГАИ.
Комбат долго разглядывал его фотографию на фоне скромных патрульных "жигулей", потом отдал ее мне и коротко заметил: "Шакал". Мы еще помолчали немного, потом поднялись с дивана и покинули этот дом. Я сделал снимок на память и прихватил с собой фото из того альбома. Обстрел закончился, и мы шли, стараясь не раздавить мандарины, лежавшие на земле, у нас под ногами.