Поделиться
"Ну, зачем обычно сюда приходят люди?" - смилостивился тележурналист, увидев, что мне - несмотря на предлагаемые обстоятельства - просто хочется послать его куда подальше. Дело происходило в минувшую субботу на Новодевичьем кладбище, за несколько минут до открытия памятника Людмиле Марковне Гурченко. Не спорю, открытие памятника, конечно же, не похороны, - это скорее торжественный ритуал, обращенный в вечность, но уж точно не светский раут, где завсегдатаи лорнируют вновь прибывших. "Она, правда, была великой актрисой, и сюда будут приходить ее почитатели?" Явно не справившись с очередным журналистским хамством, промямлил в ответ нечто подобающее случаю вместо того, чтобы обматерить. Было неудобно перед вслушивающимися в наш диалог (назовем эту форму общения именно так) не чужими мне людьми. Потом стало неловко, потому, что Эльдар Рязанов и его жена Эмма, Александр Ширвиндт и Армен Джигарханян удивлялись моему вовсе не обязательному терпению. Отходя от дежурно любопытствующего тележурналиста, подумал: "Слава богу, он не спросил меня, почему Сергей Сенин так долго не ставил этот памятник, и кому достанется наследство Гурченко, - в этом случае все наверняка закончилось бы рукоприкладством, что, вообще-то, мне несвойственно".
Не пытайтесь уличить меня в подтасовке фактов. Не верите - загляните в любую интернетовскую поисковую систему, и убедитесь, что информация о недавно ушедших великих актерах, писателях, ученых полна омерзительной чуши, оскорбительной для пишущих и читающих. Для ныне живущих. Ведь мертвые, как известно, "сраму не имут". Это и про Людмилу Марковну Гурченко - тоже. Сергей Михайлович Сенин, с которым она провела вместе последние счастливые годы жизни, который был бесстрашным продюсером ее последних проектов и нежнейшим мужем, не нуждается в моей защите. Он мужественный человек и может постоять сам за себя. Но, пользуясь случаем, я хочу попросить у него прощения за разнузданность и недобросовестность моих юных коллег. Дело не только в полуграмотности, мнимой образованности известной части юных рабкоров и рабов средств массовой информации, но в странной уверенности их работодателей, что общество живет только на уровне желез внутренней секреции. Как пел в своей известной песне Александр Галич, "а из зала говорят: "Давай подробности". И дают, как правило, не задумываясь даже, что все эти патологоанатомические подробности разрушительны для самих пишущих, говорящих и показывающих. Тем более что по-настоящему паталогоанатомией владеют лишь немногие избранные - остальные живут в плену извращенных представлений об этой древней и благородной профессии.
У меня нет предубеждений против собственного ремесла - ни одно мало-мальски развитое общество не может жить без журналистики. Это не просто ремесло, но высокая миссия, носители которой призваны не только информировать, но и просвещать своих читателей, слушателей, зрителей. А для этого нужно обладать не только определенным уровнем знаний, но и мужеством использовать эти знания ежедневно. Пусть мои коллеги простят мне не вполне корректное сравнение, но одно из важнейших предназначений журналистики - это предназначение раба, который в античном Риме стоял за спиной полководца-триумфатора, принимающего восторги толпы и почести императора, и шептал ему: "Hominem te memento!" - "Ты всего лишь человек!". В том смысле, что ты всего лишь смертный человек. Как считают историки и лингвисты, именно эта фраза со временем трансформировалась в знаменитое "Memento mori" - "Помни о смерти". Но они умалчивают, что же потом делали с этим рабом, который стоял за спиной полководца. Не думаю, что его ждала долгая и счастливая жизнь. Но миссия была явно из благородных. Очевидно, что снижение избыточного пафоса - одна из важных задач журналистики. Только в древности это снижение касалось не выпачканного в битвах и любовных утехах исподнего, а жизни и смерти. Претензий на бессмертие - и памяти о неизбежных страданиях увядающего бренного тела или предчувствия гибели на поле брани.
"Помни, что ты всего лишь смертный человек!"
Искусство - это всегда вызов смерти. Оно по природе своей стремится к бессмертию. Бессмертие даруют не деньги, не власть, не любовь - только творчество. Даже в мимолетном искусстве театра, когда сраженный Гамлет или покончивший самоубийством Треплев выходят на поклоны по окончании спектакля, есть иллюзия торжества искусства над небытием.
Памятники - это монументальное завершение жизни творца. Память - органическое продолжение этой жизни. Она не зависит от качества памятника, хотя надо признать, что работа скульпторов Юрия Хоровского и Юрия Шабельникова, запечатлевших Людмилу Гурченко в изысканном полуобороте, выразивших в белом мраморе ее "играющую душу" (так сказали бы итальянцы), удалась вполне.
На Новодевичьем кладбище немало удачных памятников. Но с исчезновением некогда великой империи, со сломом эпох, разрывом исторических и человеческих связей, с появлением новых кумиров и идолов, - многие из этих памятников будут важны лишь прямым потомкам тех людей, что запечатлены в бронзе или граните. И можно ли судить тех, кто пройдет мимо, равнодушно скользнув взглядом мимо могилы А.Р. Артёма, умершего в 1914 году артиста Московского Художественного театра, которого очень любил и выделял среди других его товарищей по сцене, А.П. Чехов. Или тех, кто лишь безотчетно удивится монументальному беломраморному памятнику Льву Кассилю, так и не узнав, что на его книгах вырастали и учились благородству поколения советских подростков. Не берусь судить, кто останется в памяти поколений, кого будут изучать лишь специалисты, а кто навсегда исчезнет в бездонном колодце истории. Время распорядится всем этим безжалостно. Ему для этого никто не нужен.
Но именно потому, что мы всего лишь смертные люди, мы так жаждем бессмертия. Поэтому, перефразируя Ф.Г. Раневскую, прошу вас: не надо плевать в вечность.