Геннадий Шпаликов: Страна не вспомнит обо мне, но товарищи заплачут

Его так давно нет. Без малого 40 лет. А ему сегодня исполнилось бы всего 75.

Он родился осенью. Он ушел осенью. Он прожил свою жизнь длиною в 38 лет от листопада до листопада. И кажется, что другого времени года так и не отведал.

Так, по крайней мере, кажется, когда заглядываешь в его дневниковые строчки стихов.

Его стихи - заметки на полях его жизни.

"Называлось место: Плес,

Начиналась осень, кто меня туда занес,

Одного забросил?"

Место, где он оборвал свою жизнь, называлось Переделкино. Из петли его вынимал доктор Гриша Горин, которого все знают как писателя и которого нет с нами больше 10 лет.

Листаю стихотворные строки. Будто нарочно попадаются печальные, осенние: "Хоронят писателей мертвых, Живые идут в коридор..." И в конце стиха - просьба: "Ровесники, не умирайте".

Ровесники, увы, умирали и умирают. Только что ушел Игорь Кваша.

В такие мгновения зло берет на судьбу: зачем она щедро дарит то, что потом безжалостно отнимает.

"Долгая счастливая жизнь" - авторский фильм лирика; он и сценарист, и режиссер его. Это - автобиография души, что у лириков отдельна от тела. Она-то и жива по сию пору; и будет еще долго и счастливо жить.

***

Он вступил во взрослую жизнь, когда казалось, что лирика спасет мир. И только она. То время называлось Оттепелью. То было время, когда начали оттаивать простые человеческие чувства, и в какой-то момент они стали брать верх над идеологическими схемами. Сначала - по праздникам ("Карнавальная ночь"), потом - в отпускную пору ("Верные друзья").

В картине Михаила Калатозова лирический герой - человек в возрасте. Его "лирические отступления" - это припоминание себя, живого, это удивление себе, живому. "Что так сердце, что так сердце растревожилось?.." То была жизнь сердцем. А молодая лирическая пара осталась на периферии сюжета.

Молодой лирический герой не номинально, а реально оказался в центре повествования у Шпаликова.

Он написал сценарий почти бессюжетный, к которому и название трудно было придумать. Чем можно обнять череду забавных происшествий, случайных знакомств, нечаянных размолвок, чаемых примирений? Только местом действия и самим собой. Получилось: "Я шагаю по Москве".

Лирический герой, у которого все нравственные истины уживаются на ладони, шагал по Москве и чужие беды разводил руками: мирил влюбленных, помог молодому писателю, влюбил приятеля в девушку, в которую сам вроде влюбился, и под занавес поднял настроение заскучавшей в метро молодой женщине. И уже когда экран перечеркнула строка "Конец фильма" и в зале зажегся свет, оказалось, что он ободрил и зрителей - они улыбались.

***

Вот только жизнь не улыбалась. И не только лирикам. Оттепель затянулась, а лета Шпаликов так и не дождался.

Хотя в какой-то момент могло показаться, что судьба отныне благоволит физикам. Впечатление было обманчивым, чему свидетельством стал фильм Михаила Ромма "Девять дней одного года". Да и сам Шпаликов довольно быстро прочувствовал это на собственной шкуре, которая у лириков обыкновенно бывает очень чувствительной к перемене общественно-политического климата.

Еще не вышел фильм Георгия Данелии "Я шагаю по Москве", а уже случился памятный скандал с картиной Марлена Хуциева "Застава Ильича": Прошлое догнало Настоящее. Картина не понравилась Никите Сергеевичу Хрущеву. Он почувствовал себя лично обиженным: как это так, поколение отцов пасует перед вопросами своих взрослых детей...

Картину отредактировали и выпустили под названием "Мне двадцать лет". То есть Ильича, который в то время был священной коровой не только для партийных функционеров, но и для творческой (как сегодня бы сказали- креативной) интеллигенции, решили не примешивать к внутренним исканиям современной молодежи. За "искания" сняли ответственность с вождя мирового пролетариата и переложили ее на плечи все того же лирического героя в рамках одного фильма.

С высоты сегодняшнего дня понимаешь, что драма была не только в контрнаступлении партийной бюрократии с идеологическими клише наперевес. Драма состояла еще в том, что жизнь не только цензурировалась, но и усложнялась. Межличностные дружеские отношения отступали на второй... на десятый план. Поэзия солидарности самодостаточных индивидов, столь ярко демонстрировавшаяся в Политехническом, на глазах стала размываться, истаивать под напором житейщины, служебных обстоятельств, карьерных соображений. И уже следующий фильм Марлена Хуциева (по сценарию Анатолия Гребнева) очень четко отделил одну эпоху от другой. Как у Пушкина: "Лета к суровой прозе клонят".

...А Шпаликов не сдавался, не мог сдаться по существу своей натуры, по призванию своего дарования. Он сопротивлялся как мог убийственной прозе, полинявшей у нас на глазах действительности. Написал сценарий-сказку для мультипликационного фильма Андрея Хржановского "Стеклянная гармоника" о музыканте, преобразующем силой своего дара уродливую действительность в мир прекрасных гармоничных образов, который снова и снова разрушается до основания. Сказка - ложь, да ее намек дошел до идеологических вертухаев. Картина была положена на полку до лучших времен.

А "Долгая счастливая жизнь" о молодых людях, что случайно встретились, легко сблизились, а наутро расстались, словно и не было того, что они вчера почувствовали.

Сегодня этот фильм смотрится как предсмертная записка Геннадия Шпаликова. Лирическое мироощущение, к общему сожалению, оказалось не универсальным.

***

Сегодня многие стихотворные строки читаются как предсмертные записки.

Хотя бы вот эта: "Страна не пожалеет обо мне, Но обо мне товарищи заплачут".

Так оно и было в 1974-м, когда его не стало.

Похоже, что и в 2012-м страна не то что не пожалела о нем, но и не вспомнила про него. Ни один из главных каналов не помянул Геннадия Шпаликова ни фильмом, ни программой. Только "Культура" сегодня удостоит его память документальным фильмом.

Цитата "РГ"

Геннадий Шпаликов

Людей теряют только раз,

И след, теряя, не находят,

А человек гостит у вас,

Прощается и в ночь уходит.

А если он уходит днем,

Он все равно от вас уходит.

Давай сейчас его вернем,

Пока он площадь переходит.

Немедленно его вернем,

Поговорим и стол накроем,

Весь дом вверх дном перевернем

И праздник для него устроим.