В Маяковке режиссер Екатерина Гранитова, известная по работе в ГИТИСе на курсе Олега Кудряшова, возможно, искала другого, но в итоге пошла этим путем. Аттракцион с четырьмя арфами, на которых играют актрисы, исполняющие дуэт из "Евгения Онегина", делают начало спектакля бравурным, дразнящим, вполне подходящим для 90-го, юбилейного сезона.
Спектакль начинается как вечер в провинциальном салоне Марьи Александровны Москалевой. Художник Елена Ярочкина предложила идею "театра в театре": двойной красный занавес, перед которым поют дамы, открывает дом Москалевой - театральный портик с недостроенными колоннами и чердаком. Только вместо роскошных мраморов - деревянный полусгнивший декор, прямо иллюстрирующий убогую театральщину мордасовской жизни.
Стоит сказать, что ироничный образ бедного полусарайчика, рядящегося в роскошный театр, имеет гораздо большее отношение к современности, чем может показаться на первый взгляд. Ведь и для самого Достоевского ирония, в которую он облек свой трагический анекдот, стала способом рассказать - не больше и не меньше - о смерти Бога. О совести, утраченной в траченных молью складках провинциальных платьев. К сожалению, этот мотив потерялся в обильных складках напористой и суетливой игры, множестве невразумительных мизансцен и потерявшихся, хотя и остроумных деталей.
"Вещичка голубиного незлобия и замечательной невинности" - так определял свою повесть Достоевский. "Незлобие", с которым уничтожена жизнь нескольких существ, буквально разлито в страшной его прозе: умирает маленький сын Москалевой, умирает замученный муками совести учитель Вася; от жестоких насмешек умирает старый полубезумный Князь...
В театре им. Маяковского это "голубиное незлобие" сыграно грубо и напоказ, не оставляя места для боли. Ольга Прокофьева играет Москалеву так рьяно, с такой необаятельной демонстрацией "зла", что скучно становится уже к середине первого акта. Вскоре оказывается, что и от Игоря Марычева (Князь) ждать особенно нечего: комический пухляк на каталке никак не превращается у него в того фантасмагорического персонажа, в котором смешное, нелепое, страшное и умилительно-трогательное соединилось в нерасторжимое единство.
Проблема именно в том, что обе эти роли (хотя и четыре остальные тоже) - для огромных дарований. Но труднее всего в спектакле смириться с тем странным представлением о мизансцене, которого придерживается режиссер. Большая сцена никак не дается. К сожалению, эта проблема становится одной из самых острых и болезненных для всего отечественного театра.
За исключением мордасовских дам строго и внятно пытаются играть лишь Полина Лазарева (Зина) и Наталья Щербакова (Настасья Петровна Зяблова). Но и им трудно справиться с разгулом той смысловой и мизансценической невнятицы, которая царит в спектакле. Когда же к финалу все события повести сливаются в бесформенную кашу, только четыре роскошные арфы да прекрасные голоса актрис ставят в спектакле "Дядюшкин сон" подобие эффектной точки.