Я встретилась с режиссером на территории сказочного царства - калифорнийского Диснейленда.
- Вас называют последним сюрреалистом, последним представителем готической субкультуры, Диснеем эпохи мрака. И вдруг в "Франкенвини" прорывается немыслимая трогательность, даже сентиментальность.
Тим Бертон: Во-первых, все эти определения - чепуха. Никакой я не последний сюрреалист, я - просто последний ребенок маленького сонного городка Бербанк, наблюдающий, как твой городок безвозвратно поглощается огромным рычащим чудищем - Лос-Анджелесом. Я сейчас живу в Лондоне, с которым Бербанк не сравнить, и все равно ощущаю себя одиноким, не совсем на своем месте. Отсюда - все мои картины. А этот страх соединился с памятью об одиночестве, отдельности от школьных компаний, когда все в классе тебя воспринимали чужим и ненужным. Дома, конечно, были родители, но они делили свои чувства между мною и младшим братом. А вот у кого я вызывал полный восторг, понимание и любовь - это у моей собаки Пепе.
Картина сделана на основе вашей ранней короткометражки с тем же названием. Нечасто случается, чтобы режиссер, пройдя огромный и успешный путь, вдруг вернулся к самой ранней своей работе. Почувствовал в ней недосказанность?
Тим Бертон: Я бы сказал иначе: почувствовал, что не закончил или недостаточно подробно изложил историю своего одиночества, своей "особости", и теперь, вооруженный опытом и воспитавший понимающего его зрителя, решил эту историю рассказать снова - в иной технике, с иными артистами, но с той же любовью.
Говорят, что "Дисней" после первого "Франкенвини" настолько перепугался возможной потери детской аудитории, что выгнал вас с работы.
Тим Бертон: Вы имеете в виду, вызвали на ковер и рявкнули: "Пошел вон!"? Это так же правдиво, как и заметки о моем сюрреализме. Близко ничего не было. Более того, мне оставили зарплату и дали полную свободу поисков на целых два года. К сожалению, эти поиски не укладывались в русло ожиданий студии, и я сменил базу.
Вы сняли фильм в формате 3D и технике "захваченного действия", это ведь чрезвычайно трудоемкий процесс...
Тим Бертон: Два с лишним года чистых съемок, а до этого еще изготовление кукол, а до этого - рисунки, а до этого - работа над сценарием.
А не было желания снять игровой фильм?
Тим Бертон: Нет, совсем не было. У каждого жанра свои преимущества, и для этой истории "захваченное действие" подходило больше всего. Я даже не представляю себе, как могла бы выглядеть сцена смерти собаки в игровом варианте, а здесь она несет ту меру условности, которая помогает зрителю не тонуть в сентиментальных эмоциях.
Которые вы недолюбливаете.
Тим Бертон: Да, я человек саркастический, не скрою. Помню, перед выходом фильма "Реальная любовь" в Лондоне реклама просто истекала сиропом: лучший фильм о любви... если он вам не понравится, значит, с вами что-то не то... комедия всех времен и народов... Я и идти не хотел, но Хелена (актриса Хелена Бонем-Картер, гражданская супруга Тима. - М.О.) вытащила. Я еле досидел, а потом мы с ней жутко поругались. Представляете - из-за фильма, да еще не моего! У меня вкусы, может, и своеобразные, но "Любовь" собрала двести сорок семь миллионов долларов, а моя "Алиса" - больше миллиарда. Так что у меня есть союзники.
У вас возникают последователи. Не раздражает, когда кто-то снимает a la Бертон?
Тим Бертон: Нисколько. Я ведь тоже иду по чьим-то стопам. Конечно, вживаюсь в историю, но и "Алиса в стране чудес" существовала до меня. Если кто-то найдет что-то интересное у меня, но персонализирует его, пропустит через себя - я буду только рад. Вполне возможно, что когда-нибудь появится и третий вариант "Франкенвини" - уже не мой.