23.10.2012 13:00
    Поделиться

    Новый главреж Алтайского театра драмы представил премьеру

    Илья Ротенберг, возглавивший этим летом Алтайский краевой театр драмы, на днях представил барнаульской публике спектакль "Последняя любовь" (пьеса Валерия Мухарьямова написана по повести лауреата Нобелевской премии 1978 года Исаака Зингера). Свое первое большое интервью в Барнауле Илья Владимирович дал "Российской газете".

    Почему вы решили начать свой роман с театром драмы именно с "Последней любви"? Все-таки это достаточно камерный спектакль, а режиссеры, как правило, предпочитают дебютировать со сложных и больших проектов. Чтобы уж сразу показать товар лицом! Рискуете. 

    Илья Ротенберг: У меня давно была задумка на эту пьесу. Когда было принято решение о моем назначении, уже вовсю шла репетиция "Трех сестер", которых ставил Петр Шерешевский. И я вдруг увидел, что из актеров, не занятых в "сестрах", получается идеальное распределение на роли в "Последней любви". "Три сестры" - работа большая, в нее вбуханы большие силы и средства. Поэтому сначала мы думали, что сделаем спектакль на малой сцене. А потом поняли: все должно получиться и на большой.  

    А вообще я люблю Зингера. Автор удивительный. У него есть прекрасные рассказы, замечательный роман "Раб". Больше всего мне нравится, что у него все на грани. Смех и горе всегда рядом, в одном предложении, одной строчке. Как найти в этом театр - задача сложная и интересная. Он очень глубокий, мудрый автор, а читается легко. Это не Джойс. 

    Насколько мне известно, в Барнауле таких спектаклей было мало. Мне кажется, я сделал правильный шаг, хотя и не очень обычный. Конечно, стратегически правильно было бы начинать с какой-то массовой, сложной работы. С кучей всяких сложных режиссерских штучек. Но мне что-то подсказывает: сейчас такое время в стране, когда от театра требуется рассказать что-то просто, легко и обязательно душевно. Чтобы можно было смотреть на легком дыхании. Зингер со своим стилем и темами под это идеально подходит. В "Последней любви" есть о чем подумать, есть чему сопереживать. Про что эта пьеса? Все-таки… Все-таки про смерть. Каждый человек по-своему выстраивает с ней отношения. Все о ней думают: и в 82 года, как главный герой, и я в свои 32. История взаимоотношений человека со смертью тянется всю его жизнь. 

    Возможно, это самая интимная из всех его историй.

    Илья Ротенберг: Возможно. В любых взаимоотношениях существует элемент лидерства. И мне очень нравится, что главный герой здесь лидирует. Он в какой-то момент перестает ждать смерти и бояться ее. Говорят: "умереть достойно". Умереть достойно невозможно. А вот жить достойно можно. У Зингера темы всегда трагичные, но у него нет мрачности. Все пронизано иронией. И мы стараемся ее сохранить: про смерть, но весело. 

    Вы поставили не так много спектаклей, но ряд из них стал лауреатами на различных фестивалях. Знаете рецепт успеха?

    Илья Ротенберг: Это счастливое стечение обстоятельств. Рецепт может быть только один: делай свое дело честно и, если уж ты ставишь спектакль, то должен понимать: "Зачем?". Спектакль - это всегда высказывание по поводу чего-то. Это должны быть назревшие эмоции, ощущения, которые не передашь буквально словам. Всегда себя немножко дураком чувствую, когда прихожу на первую репетицию. Первый вопрос, который задают актеры: "Про что мы будем делать спектакль?". Но на него невозможно ответить. Если бы я мог все точно сказать, не было бы и смысла ставить спектакль. 

    Театр должен рождаться из наболевшей необходимости. Иначе будет ремесло. Рецепт ли это успеха? Нет. Из шести поставленных мной спектаклей три получили призы. А три не получили. Более того: режиссеров, которые не думают о материальных вознаграждениях и лаврах за свой спектакль, достаточно. К тому же победа на фестивале еще ни о чем не говорит. Ты им стал, тебе вручили диплом, ты выпил водки и весь вечер был счастлив. А с утра-то все надо начинать по новой. Я приехал в новый коллектив, новый город, новый театр. Никто меня не знает и я никого не знаю. И никого это не волнует. Актеры приходят на репетицию, и ты же им не скажешь: "Я лауреат". Всех интересует, на что ты способен здесь и сейчас.  

    "Сейчас такое время в стране"… А какое оно? И какое место в таком времени должен занимать театр? Зачем он вообще нужен в эпоху всепроникающего Интернета? 

    Илья Ротенберг: Чтобы разговаривать с человеком. Люди как-то очень дезинтегрировались. Каждый сам за себя. А если объединяются, то обязательно против чего-то или кого-то. Объединяются, чтобы что-то разрушить. Посмотрите, что в политике произошло - все оппозиционные партии объединились против правящей. Современный театр в первую очередь должен быть объединяющим, созидательным началом. Хотя в России есть и другие театры. Наверное, и такие нужны, и они по-своему правы. Но мне не близки. 

    Как ни крути, жизнь в России очень тяжелая штука. В ней все очень спорно. Любые изменения связаны с какими-то потрясениями. Театр не должен играть роль психолога, он не отвечает на вопросы. Он также и не должен быть сугубо развлекательным: "А давайте ни о чем нет думать и просто посмеемся". Но вот жизнь человеческой души… Кто о ней позаботится, если не театр? Тут никакого пафоса нет. Режиссер и актеры прежде всего пытаются спасти свои души. И мы приглашаем зрителей делать это вместе с нами. 

    "Спасите наши души - мы гибнем от удушья"… Вы возглавили труппу в интересный и сложный период. Рухнул практически весь старый репертуар. Перед вами почти чистый лист бумаги. О каком репертуаре мечтаете вы?

    Илья Ротенберг: Смотря что под ним подразумевать. Если относиться к этому понятию формально, то пьесы могут быть какими угодно. Но спектакли ставятся режиссером. А режиссер - это замысел, идея. Мне бы хотелось, чтобы у нас был театр идей. Разных и востребованных зрителем. 

    Иногда предлагаешь какую-то пьесу и слышишь: "Ой, да что это за автор?". Но Анатолий Васильев когда-то поставил вообще никому не известного драматурга Славкина "Взрослая дочь молодого человека". Пьеса стала театральным шедевром, вошла в историю. Потому что была идея! Мне бы хотелось, чтобы каждый спектакль был не повтором того, что уже было. А чтобы был он всякий раз смелым, рискованным шагом. Чтобы он был обращен к людям, а не замыкался внутри каких-то своих замечательных художественных принципов. Когда это происходит, театр перестает быть востребованным. Становится непонятным простым людям. Нужно помнить об ответственности. О темах, которые волнуют всех. Наш зал рассчитан на 700 человек. И мы делаем спектакль прежде всего для этих 700 зрителей. При этом не учим их, а вовлекаем в то, что считаем важным для себя. Потому что мы такие же люди, как и наши зрители. 

    Несколько лет назад я поставил "Позднюю любовь" Александра Николаевича Островского. Сделали очень традиционный спектакль. Но тему я изменил. Мы жалеем и плачем по главной героине. Но ведь она предает отца! И мы сделали историю не про ослепляющую страсть, а про то, как девушка ради любимого человека предала отца. У нее был выбор и она понимала, что делает. Получилась очень современная история, хотя и завернутая в русскую театральную традицию. И публика его приняла, и я получил гран-при на фестивале в Пермском крае. Но ведь и это - возвращаясь к вашему вопросу - не рецепт! В следующий раз может не сработать. 

    Летом вы приехали в Барнаул и принимали участие в работе творческой лаборатории современной драматургии "Новое завтра". Однако поставили эскизный спектакль по пьесе испанского автора. Невольно возникает вопрос о том, как вы относитесь к современной российской драматургии?

    Илья Ротенберг: Более чем! Мне она очень интересна. Она разная по уровню. Бывают совсем простенькие пьесы, но есть и очень глубокие. Иногда человек пишет вроде не очень умело, но о чем он пишет - такие бывают откровения по поводу окружающей нас действительности. У белорусского драматурга Павла Пряжко есть пьеса "Третья смена". Удивительно правдивое и честное произведение о жизни современных подростков. Я видел несколько спектаклей по этой пьесе и очень разных. Главный герой, 14-летний подросток, стоит перед выбором: либо ты часть компании, которая делает не совсем хорошие вещи, зато со всеми вместе, либо ты абсолютный одиночка, лох, которого будут чморить. Но это дилемма не только подростка. Так я тоже каждый день стою перед этим выбором.     

    В этой лаборатории вы работали вместе с совсем молодым, но уже весьма известным молодым драматургом Ярославой Пулинович, интервью с которой вышло на страницах "РГ"-неделя". В чем ее феномен?

    Илья Ротенберг: Она ничего не придумывает. Ярослава не выдумщица и не фокусница. Она наблюдательница. И у нее очень точные наблюдения! Ты читаешь ее пьесы и всякий раз они про тебя. Слова персонажей ее пьес - это твои слова. В этом феномен и Достоевского, и Толстого, и всей настоящей литературы. 

    Современные пьесы - это замечательно. Но почему в нынешней России так мало ставят античные пьесы? Ведь многие нынешние темы были подняты еще со времен Древней Греции.

    Илья Ротенберг: Готового ответа нет. Попробую поразмышлять вслух… Первая трудность - гекзаметр. Когда я учился, у нас был семестр, посвященный античной поэзии. Прочитать текст, написанный гекзаметром, так, чтобы сразу все стало понятно, - очень сложно. Произнести - еще сложнее. Этому надо долго учиться - органично говорить гекзаметром. Но у нас есть театры, которые тщательно готовятся к постановкам таких пьес. 

    Второй момент. Все действие античной пьесы завязано на богах. На конфликте человека и бога. А сегодня такое время, что Бога в театр пускают мало и неохотно. Говорить о нем со сцены? На это сегодня редко кто идет.

    Почему?

    Илья Ротенберг: Мне кажется, что вера - по крайней мере, христианская - начинает себя потихоньку изживать. Такое ощущение, что религия сегодня выполняет роль общекультурного элемента. Грубо говоря, надо с утра умыться, поздороваться с родными и знакомыми, сходить в церковь и поставить свечку. А вот осознанной потребности, тяги к тому, чтобы зайти в церковь и поговорить с Богом, у многих людей нет. К Нему все меньше и меньше обращаются - за утешением, за помощью… Это не говорит о том, что люди стали безбожными, грешными и плохими. Просто они больше стали думать о другом - о насущных земных проблемах, о том, как их решить. 

    Но в античных пьесах есть и такие темы, как личное и общее, сердце и долг. Сейчас это тоже не актуально?

    Илья Ротенберг: Как раз нет. Сейчас государство само по себе и человек сам по себе. Это очень болезненная штука. И если говорить о конфликте человека и государства, то как не вспомнить "Бориса Годунова"? Замечательная пьеса! Может, я ее когда-нибудь и поставлю. Как люди устроены? Мы сейчас с вами заговорим о власти - и прежде всего начнем с выражения недовольства. Этот плохой, тот плохой. Но как только высокопоставленный представитель "выходит в люди", все только и делают, что приветствуют его и радостно улыбаются. Как будто все проблемы куда-то враз исчезли! Благоговейное отношение к ней, когда она рядом - это серьезная штука. Я и за собой такое заметил. 

    Мне, кстати, гораздо интереснее люди из бизнеса. Люди влиятельные, благодаря своим капиталам. У нас же сейчас две власти - политическая и финансовая. Я на эту тему хочу поставить "Заговор чувств" Юрия Олеши. У нас как в стране - стоит кому-то разбогатеть и он сразу становится объектом ненависти и насмешек. Посмотрите в Интернете хотя бы видеоролики, посвященные Роману Абрамовичу. Либо обличения, либо ха-ха-ха. А в Америке Билл Гейтс почти что национальный герой, его уважают, в пример приводят. Что делал Абрамович в девяностые годы? Веники сначала продавал, потом резиновые детские игрушки, потом спортивные костюмы китайского производства и так далее… Сейчас он владелец футбольного клуба "Челси" и еще много чего. Смешно говорить, что Абрамович незаконно всего добился. У нас дома в счетчик, который мотает электричество, вставляли пленочку от диафильма. И он начинал крутиться втрое медленнее. Все в девяностые годы что-то  незаконное делали, потому что это был единственный путь к выживанию! Только одни, как моя мама, на этом экономили, а другие богатели.  

    При этом любой нормальный человек хочет жить в достатке. Понятно, что дано так жить не всем. На это должен быть определенный склад ума, врожденные или приобретенные способности. Но почему все помои должны доставаться богатым? Чего о них только не говорят. Вот, они "нашу нефть украли". Да у меня, и у вас никогда своей нефти не было. Отчего? "Заговор чувств" - это инсценировка романа Юрия Олеши. А помните, как он назывался? "Зависть". Мы привыкли быть нищими. А когда видим рядом с собой богатого и успешного, начинаем чувствовать себя нищими вдвойне! Еще больше начинаем себя жалеть. И начинаем объединяться против "этого богатого"! В России тот, кто сумел разбогатеть, оказывается одиноким и несчастным. Человек пришел к успеху и… стал изгоем. 

    По лицам некоторых наших олигархов как-то не видно, что они страдают по этому поводу. Ну да ладно! А вот по поводу успешных людей… Многие из них стали успешными чиновниками. Замечательный писатель Александр Терехов написал очень злой роман "Немцы". Про современных московских чиновников. Читал я его и вспоминал бессмертную сатиру Салтыкова-Щедрина и Гоголя. В Новосибирске, к слову, недавно поставили "Историю города Глупова". Как вы к сатире на театральных подмостках относитесь? 

    Илья Ротенберг: Не сомневаюсь, что "Немцы" и "История города Глупова" - талантливые произведения. Но я не очень люблю политическую сатиру. Сатира - это определенный тон, это высмеивание. А я бы не хотел кого-то высмеивать и тем самым еще больше раздувать конфликт. Ибо сейчас народ и власть все-таки не вместе. И если со сцены тыкать пальцем в чиновников и ржать над ними, то мы рискуем еще больше разойтись. А задача сегодняшнего дня - услышать и понять друг друга. 

    Мне гораздо больше импонирует разговор на равных. Мне очень нравится трактат флорентийского мыслителя Никколо Макиавелли "Государь". Он в нем набрался смелости завести разговор на равных с сильными мира сего. Заметьте, для многих великих правителей "Государь" был настольной книгой. 

    Конечно, этот вопрос правильнее задавать после окончания театрального сезона, который для Алтайского театра драмы 91-й первый по счету, но все-таки: какое впечатление производит местная труппа? С какими проблемами пришлось столкнуться?

    Илья Ротенберг: Здесь собрана серьезная, профессиональная труппа, в которой случайных людей нет. Или почти нет. Может быть, труппа не очень сбалансирована, но это связано с проблемами российского законодательства. Что считаю проблемой? У труппы появились, скажем так, свои привычки, связанные как с успехами, так и с неуспехами. Актеры привыкли к многофигурным,  сложным спектаклям. Когда речь заходит о театре диалога и соответствующих актерских техниках, они это все умеют делать. Но то ли боятся делать, то ли отвыкли. То ли их кто-то приучил: не надо этим заниматься, надо больше танцевать, заниматься какой-то акробатикой и фокусами, связанными именно с физическим движением актера. Надеюсь, что мне понадобится не очень большой срок, чтобы артисты поняли: драматический театр прекрасен своим многообразием и универсальностью. Не надо недооценивать зрителя. Для меня высший пилотаж, когда на сцене сидят два актера, просто разговаривают, но ты не можешь от них глаз оторвать. Можно ли меня обвинить в каком-то ретроградстве? Мне всего 32, я слушаю современную музыку, смотрю современное кино. Но при этом мне очень нравятся высокие традиции русского психологического театра. 

    Справка "РГ"

    Илья Ротенберг родился в 1980 году в Свердловске. В 2011 году окончил ГИТИС (мастерская Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова). С 2011 года главный режиссер Лысьвенского театра драмы им. А. Савина. Постановки: "Поздняя любовь" А. Островского, "Фронтовичка" А. Батуриной, "Счастье мое" А. Червинского, "Игроки" Н. Гоголя, "Остров Рикоту" Н. Мошиной. С лета 2012 года главный режиссер Алтайского краевого театра драмы им. В.М. Шукшина. 

    Поделиться