В Москве и Петербурге проходят выставки художницы Татьяны Назаренко

 

 

 

ФОТОРЕПОРТАЖ

 

 

Работы Татьяны Назаренко

 

 

 

На днях открылась выставка ее графики в столичной галерее на Спиридоновке. 26 октября - выставка в Veresov Gallery (большей частью - новые работы). А в ноябре - две выставки в Питере, в K Gallery и галерее "Квадрат" ("Фамильный альбом" - графика, живопись). И в Третьяковке - выставка "Натюрморт. Метаморфозы", на которой будет несколько ее работ.

Коллекция человеческих историй

Татьяна Григорьевна, среди картин к выставке, которая откроется сегодня, - ироничные, "из жизни дачников", и целая серия очень чувственных, где сплелись маски, возлюбленные и их халаты... Что это за выставка?

Татьяна Назаренко: "Коллекция человеческих историй". Очень долго бились над названием - можно было просто назвать "Татьяна Назаренко" и не ломать голову. Но сейчас так модно, название должно притягивать. Хотя я всю жизнь делала не то, что надо, и как-то обходилась. Еще и картинки попадали в Третьяковку, в Русский музей...

С вашими работами всякое приключалось. И с выставок снимали - за идеологическую близорукость. Но запрещать-то вас не запрещали.

Татьяна Назаренко: Ну были разрешенные художники, и я была разрешенным художником, выставлялась, хотя работы мои очень часто снимали с выставок. И, поверьте, это было одно из самых тяжелых испытаний, которого многие художники просто не выдерживали физически - кто-то спился, другой повесился. На моих глазах один художник разрезал свою картину, большую такую, когда ее сняли с выставки...

А когда наступила перестройка, появился рынок, для художников это испытание рынком оказалось еще страшней. С властью, которая разрешает или нет, было понятней. А как быть, когда все зависит от того, покупают тебя или нет?

У художников была иллюзия, что они "служат народу", неким идеалам. Теперь они чувствуют себя чаще обслугой у состоятельных господ, торговцами на арт-рынке. Так когда все-таки - они несвободней?

Татьяна Назаренко: Конечно, при такой альтернативе мне ближе первое. Обслуга - она и есть обслуга... Был вот раньше комбинат живописного искусства, мы писали что-то по заказам колхозов и предприятий, легко, быстро, весело. Колхозы обязаны были тратить, кажется, 5% доходов "на культуру". Они получали портреты своих чабанов, уборки своих урожаев, натюрморты, оформление детсадов. Художники зарабатывали на жизнь и получали возможность творить "для себя". Все были довольны...

Но с тем, что вы делали "для себя", случались проблемы - такие, что вас даже за границу выпускать перестали. Никогда не было мыслей - уехать, как сейчас говорят, из "этой страны"?

Татьяна Назаренко: Нет, никогда. Меня хватало самое большее на два месяца за границей. Да и художники, которые уехали, - все равно там в своей резервации. Кто-то живет неплохо, но все - эксплуатируют темы, вывезенные с собой из России, продолжают оставаться русскими художниками... Ну и зачем тогда уезжать?

Вашего Пугачева на казнь везет Суворов - картину когда-то убрали с глаз, чтобы не смущала умы юных суворовцев. Но она и сегодня наводит на странные мысли - о "палачах" и "героях". Кто герой, кто палач? Одни мечтают свергнуть других, обещают новую справедливость, и...

Татьяна Назаренко: ... И садятся в те же кресла, дворцы, все то же, вплоть до одежды. Причем знаете, что интересно: вот я была в Китае - там же почти не осталось древних пагод. Каждый новый правитель, завоевывая власть, уничтожал все, не садился в кресло, в котором сидел предшественник. А у нас, как в европейской цивилизации, свергли, отрубили голову монарху - и сели туда же. Потом все повторяется.

С властью как таковой вы обходились без пафоса и пиитета. В "Казни народовольцев" на переднем плане лошадиные крупы и спины стражей царизма...

Татьяна Назаренко: Ну, я не раз говорила о том, что для меня это был повод выразить отношение к власти и к людям, восстающим против власти. Тогда было вторжение советских войск в Чехословакию. Несколько человек вышли на Красную площадь, среди них был Павел Литвинов, семью которого я хорошо знала. И я написала именно вот это... Но кому это вообще теперь интересно? Все мои герои стали абсолютно ненужны и непопулярны. Народовольцы, декабристы, Пугачев - все плохи, все привели к революции, а революция, мол, привела к тому, что мы сейчас имеем.

На ваш взгляд, несправедливо?

Татьяна Назаренко: Что значит, справедливо - несправедливо. Есть две позиции жертвенности. Восточная мудрость гласит - не дай вам бог родиться в дни великих потрясений. А мои герои считали, что великие потрясения - это хорошо, особенно, с их непосредственным участием.

Ну да, сегодня тоже кто-то мечтает о "потрясениях".

Татьяна Назаренко: Все так непонятно. Если вспомнить замечательных деятелей 90-х - ну и что? Что они принесли, что принесут следующие? Не знаю, кому верить. У меня дед был расстрелян, по этому поводу и написана вся серия работ "Фамильный альбом". Бабушка всю жизнь говорила: у стен есть уши.

Кстати, в своем "Фамильном альбоме" вы использовали письма - они настоящие? Там страшные строчки: "Устраивай жизнь без расчета на меня".

Татьяна Назаренко: Реальные письма, да, - дед пишет, что снят с парохода, осужден тройкой, 10 лет без права переписки, что означало расстрел. Так что я очень рано знала все. Не было иллюзий, кто был Сталин, что происходит. Просто бабушка, которая меня собственно воспитывала, потому что отец был военный, родители все время колесили по стране, была очень осторожна в разговорах. Они же чудом остались в квартире, не расстреляны, не взяты, - а все могло сложиться по-другому... Но, как ни парадоксально, сейчас кажется, что время было по-своему замечательное - у нас хотя бы была надежда на что-то. С другой стороны, когда человек не изменяет своим идеалам, ему одинаково во все времена.

Уши и памятники

Вы как-то признавались: когда на душе тяжело, посмотрите на ухо каноника Ван Эйка, - и сразу легчает. Что за ухо такое?

Татьяна Назаренко: В Суриковском наш руководитель А.М. Грицай заказал для нас репродукции. Среди них такой крупный фрагмент черно-белой "Мадонны каноника ван дер Пале" Ван Эйка. Потом, когда уходила из института, я эти фото взяла, на них никто не покусился. И они всю жизнь у меня висели... Просто старые мастера были великими - переплюнуть их, сделать лучше никто не мог. Пытались - и я тоже пытаюсь, но... Если художник думает, что уже все умеет, - можно сразу лечь и умереть счастливым.

Академии художеств во все времена были репрессивны, консервативны. Новое всегда приходило "вопреки" академиям. Вы уже больше 10 лет в президиуме Академии. Теперь вы - консерватор?

Татьяна Назаренко: Вы знаете, меня пытались принять несколько раз. Выходили, каждый пожимал мне руку, Танечка, мол, я голосовал за тебя. А потом выяснялось, что "за" был только один голос. Потом Церетели встал во главе Академии, отменил тайное голосование, и меня выбрали. Это уже был 98-й год, я никого не просила и вообще сомневалась, что это мне нужно. Но тогда академиками сделали Смолина, Никонова, Андронова, то есть лучших художников - отказываться от их компании было просто неловко...

Правда, что вы ругаете своих студентов в Суриковском институте за "инфантильность"?

Татьяна Назаренко: Я не ругаю. Просто профессия художника стала неактуальной, ненужной, в институт идут одни девочки. Они выходят замуж, рожают детей, хотят рисовать своих голеньких малышей. Обидно за профессию. Но многие очень талантливы, вопреки всему чего-то добиваются. Хотя у меня ощущение, что я училась в более свободомыслящем институте, чем сейчас. Все расчетливее и циничней. А люди, несмотря на материальные возможности, должны прежде научиться чему-нибудь.

Вы внимательно следите за авангардным, актуальным искусством. Нет ощущения, что за потоками "концептуальности" - слишком много пустоты?

Татьяна Назаренко: У нас просто смешались все понятия - поэтому трудно вот так взять и вдруг смело выступить, что король голый. Естественно, существует господдержка формам современного искусства, которые часто не являются искусством. Или являются чем-то параллельным искусству. Я вот только что приехала из Америки - там выставляются такие крутые реалисты, которых у нас просто нет. И это в крупнейших галереях Нью-Йорка в 2012 году. А мы, увы, чаще уверены, что актуальна лишь голая задница, что это самый замечательный акт художника. Потому в парижском центре Помпиду и представлен единственный русский художник - Кулик.

Поэт Юрий Кублановский уверял меня, что за этим решительным нашествием современного искусства - если и не заговор "мировой закулисы", то чересчур серьезные деньги...

Татьяна Назаренко: Может быть, это и не лишено оснований, не берусь судить. Но, понимаете, когда государство поддерживает что-то одно, не замечая другого, - это уже немного странно. Когда государство выделяет самолеты для поездки в Венецию на биеналле, где представляют инсталляцию Монастырского - пустые полки из ИКЕА. Приезжает большая тусовка, гуляет, развлекается... Почему бы нет - заодно и Венецию посмотреть... Сейчас меня это абсолютно не волнует, но в 90-х, когда от нас отвернулись искусствоведы и стали писать лишь об актуальном искусстве, было, хоть вешайся, обидно и непонятно, вот что делать-то?

Как что? Надо было сидеть голым на цепи, как Кулик. Наложить кучу в музее, побегать с криками перед алтарем Елоховского собора, как Бреннер. Или порубить иконы в Манеже, как Тер-Оганьян. Все это тогда же, в 90-е. Их тогда вроде и осуждали, и даже судили, но никто не находил, как в истории с Pussy Riot, что душат искусство и свободу самовыражения...

Татьяна Назаренко: Бреннер теперь входит в число лучших современных художников. Помню историю с рубкой икон - Володя Салимон дал Тер-Оганьяну пощечину... Ну то были первые ласточки. Акт искусства такой - рубка икон. Или там Косолапов, который оклад иконы делает из черной икры. Ну... это все игры с... Такие игры очень опасны. Я это знаю по себе.

Почему - по себе?

Татьяна Назаренко: Я себя изобразила обнаженной - как бы умершей. Сфотографировала себя. Спустя какое-то время я попала в больницу и чуть не умерла.

Ужас.

Татьяна Назаренко: Когда ты начинаешь с этим играть, ты должен быть готов. Когда те же Pussy Riot или еще кто-нибудь начинают вторгаться в эти сферы, надо знать, что за этим последует. Или будьте готовы ко всему, или не делайте этого.

Что останется из современного искусства потомкам?

Татьяна Назаренко: Недавно как раз на президиуме Академии Вася Церетели - как директор Музея современного искусства - поставил вопрос о выделении фондов на сохранение предметов современного искусства. Они же рассыпаются, если сделаны из скотча, пенопласта. Так что...

У вас был проект, памятники из фанеры - Рабочей и крестьянину, Пугачевой, Киркорову. Кому бы сейчас поставили памятник, кто - герой нашего времени?

Татьяна Назаренко: Бизнесмен. Но памятник в Москве я бы ему не ставила.

Куда катится мир?

Татьяна Назаренко: Мои студенты, когда я думала, какую тему дать им в этом полугодии, стали уверять - все говорят про конец света! - Кто вам сказал? - Да все же говорят! - Ну, не слыхала, но я им точно гарантировала, что конец света в этом году не наступит.

Чего вы боитесь?

Татьяна Назаренко: Ой, не знаю, скажешь - и что-нибудь случится.

Ну и не говорите.

Татьяна Назаренко - заслуженный художник России, лауреат Госпремии, премии "Триумф", член президиума Российской академии художеств; профессор Московского государственного академического художественного института им. Сурикова.

Живопись ее реалистична, иронична и умна. Хотя она чего только не перепробовала, от фигур-обманок из фанеры, скульптур из монтажной пены, до фотографий и видеоинсталляций.

Ее работы - в постоянной экспозиции Русского музея. В Третьяковке - ее "Казнь народовольцев", "Автопортрет", "Мастерская"... "Пока не выкинули", - улыбается Назаренко. "Не дождетесь", - уверяю. А она: "Ну что вы, в истории всякое бывало".