Поделиться
На Украине (сейчас - в Украине), в городе Белая Церковь, подростки организовали неформальную группу, в которой изучали и примеряли на себя... фашистскую идеологию! Шел 1984 год. Никакого свежего ветра перемен. До перестройки оставался год... Перед командировкой в Белую Церковь - я ехал туда под видом фарцовщика, продавца дефицитных пластинок - я спросил Селезнева, главного редактора "Комсомолки": дескать, Геннадий Николаевич, а каким образом мы собираемся печатать материал фактически о зарождении фашистской идеологии в стране, победившей коричневую чуму?! На меньшее я не замахивался.
Селезнев усмехнулся: "Ты сначала материал сделай!"
В Белой Церкви я работал почти месяц. Тогда газета еще могла позволить себе такие командировки. Очерк "Двойники" был пущен по рукам корифеев "Комсомолки". И это тоже было принято в те времена - делались замечания, вносилась правка. Друзья и коллеги понимали, что тема очерка сомнительна для печати. Нужно все сделать таким образом, чтобы "комар носа не подточил". А комар свой нос точил и точил! Селезнев куда-то все ездил и ездил с "нашумевшими гранками" моего неопубликованного расследования. Возвращался хмурый, курил одну сигарету за другой. А я с укором смотрел в его глаза. Я не помню, сколько времени ушло на "согласование" очерка в инстанциях. Геннадий Николаевич мне ничего не объяснял и не рассказывал. Он всегда хорошо понимал: есть работа корреспондента, а есть работа главного редактора.
Очерк был опубликован в "КП". Что после этого началось, лучше не вспоминать. Один из крупных работников тогдашнего ЦК ВЛКСМ до сих пор, с личной обидой, вспоминает мне тот очерк.
А потом пришли "ревущие" 90-е и в другом популярном комсомольско-молодежном издании написали про то, каким приспособленцем и подручным партии был Гена Селезнев в бытность главреда "Комсомолки". Мол, не вылазил из высоких кабинетов на Старой площади.
Да, не вылазил. С портфелем, полным неопубликованных гранок.
Я не выдержал, позвонил и стал сбивчиво рассказывать коллегам о том, каким руководителем был Селезнев, скольких кадров он взял в перестроечную газету из глубинки, сколько острых материалов было опубликовано при нем - один очерк "Долг" Инны Руденко чего стоит! А скольким журналистам помог улучшить жилищные условия! Знаю не понаслышке, поскольку работал ответственным секретарем газеты как раз при редакторе Селезневе.
"Ты не в тренде!" - сказали, как отрезали, мне коллеги.
Наступали времена других разоблачений. Скинхеды выходили на демонстрации, а перила платформ Ярославского железнодорожного направления украсили свастики. Да только ли Ярославского! На одном из гаражей у Мамонтовки красовался лозунг: "Еврейская молодежь имеет право на защиту!" Почему-то запомнилось. Именно в это время меня нашел один из героев очерка "Двойники". Его выгнали из военного училища, он отслужил армию, закончил Губкинский нефтехим и остался работать на Севере. Женился, есть дочка. Стал руководителем и акционером. Мы посидели в кафе на Пушке. "Мы тебе жизнь попортили?" - спросил я Лешу, имея ввиду себя и, конечно, редактора Селезнева. "Или наоборот" - ответил мастер бурильной установки . Они с женой направлялись в Болгарию, присмотрев себе домик на Солнечном Берегу. Несостоявшийся ариец пригласил меня в гости в Ханты-Мансийск.
Я, конечно, съездил. И написал новый очерк. О городе капиталистического труда. Там в клубах и домах культуры стояли белые рояли, которых, как утверждалось, не было даже в Москве. Но это уже другая история.