26.11.2012 23:20
    Поделиться

    На фестивале "NET" показали новый спектакль о миграции людей и нефти

    Трио театроведов, больше десяти лет назад создавших театральную группу "Римини протокол", продолжают порождать "новости" на европейской сцене, размывая или заново определяя границы искусства и жизни. Один из трех "протокольных" людей - Штефан Кэги - сочинил и поставил спектакль "Проба грунта в Казахстане".

    Вместе с еще одной немецкой компанией She She Pop (ее спектакль "Завещание" тоже был показан на NET’e) они в очередной раз продемонстрировали, насколько размыты сегодня сами границы "театрального спектакля".

    Вместо того чтобы творить очередную иллюзию, они ищут "свидетелей" и "экспертов", рассказывающих свои подлинные истории, хотя само понятие подлинности в них тоже постоянно подвергается сомнению. Оказывается, для того, чтобы включить новейшую историю ХХ века в сознание современной публики, нужно превратить ее в театр.

    В "Пробе грунта" Кэги нашел пять специалистов, которые рассказали ему и миру о миграции людей и нефти из Казахстана в Германию и обратно. "Русский немец" Генрих Вибе, говоривший дома по-немецки, потерял семью во время войны, вырос в детском доме в Семипалатинске, рядом с атомным полигоном. Он бы водителем бензовозов, и во время долгих перегонов пел русские и советские песни. Он и в спектакле прекрасно поет, пока за его спиной на огромном экране, по безрадостному семипалатинском пейзажу мчится грузовик. Иногда у него в глазах - слезы. Елена Панибратова, выросшая в Таджикистане и уехавшая к дедушке-немцу в начале 90-х, во время гражданской войны, тоже поет и танцует - в немецких барах, и, хотя она не знает таджикского, но в спектакле выводит дивной сложности суфийскую мелодию. Молодой казах Нурлан Дуссали никаких родственников в Германии не имеет. Он уехал туда учиться и остался работать, продавать солнечные батареи. Он смотрит на экран, где его бабушка и дедушка, сглатывая слезы, поют для него казахскую песню, пока он, сидя на сцене, подыгрывает им на домбре. Он называет себя гражданином мира и возвращаться в Казахстан не собирается. А вот Хелене Симкин, выросшая около Байконура и мечтавшая стать космонавтом, поет здесь песню "Орлята учатся летать", мешая резиновыми сапогами казахскую грязь, и ее душат слезы, когда на экране появляется ее родной брат, который остался в Джезказгане ухаживать за могилами предков. Единственный "настоящий" немец в спектакле - Герд Бауманн - одновременно единственный, кто непосредственно связан с нефтью. Инженер с большим опытом, работавший в Техасе, Ираке и Казахстане, он родился в Восточной Германии и потому говорит немножко по-русски. Его дедушка был солдатом Вермахта и сражался на Волге, но недавно выяснилось, что его настоящий дедушка был евреем.

    Естественные пути всех этих людей пересеклись с неестественным и агрессивным воздействием истории. Точно так же, как изменяется  естественная миграция нефти в результате подземных взрывов, которые устраивает Герд со своими коллегами. Ведь границы есть только у поверхности земли, а в ее недрах можно отлично покуролесить, перегоняя изрядное количество баррелей из одного государства в другое. 

    Поверхность спектакля "Римини Протокол" подобна границам: по ней, заполненной казахской землей и грязью, перемещаются свидетели страшных миграций ХХ века. От Казахстана до Германии - всего два шага, из СССР в постсоветское пространство - столько же. А количество слез и боли не поддается такому же исчислению, как количество баррелей или киловатт-часов, которые все время считают в спектакле.

    Модель любительского театра, в которой любители приобщаются к "высокому искусству театра" (блестяще спародированная в фильме "Берегись автомобиля"), здесь кардинально перевернута - здесь любители-эксперты, живые свидетели истории, учат театр новому зрению. Сотни байтов видео, отснятые Штефаном Кэги и Крисом Кондеком в Казахстане, создают новый "декор" театрального исследования. Пока свидетели входят в эмоциональный контакт с происходящим на экране, публика заново осознает сою собственную дистанцию по отношению к трагическим миграциям ХХ века. И значит - к новым границам театра.

    Поделиться