За те недолгие годы, что спектакль пробыл в "запасниках", публика вряд ли забыла напряженные коллизии этой "Тоски" - с ее исступленными страстями, заколотым ножницами Скарпиа, сошедшей с ума Тоски и торжествующим цинизмом альфонса Каварадосси. Так же, как и образ спектакля, созданный художником Андрисом Фрейбергсом: мраморные стены циклопических масштабов с кроваво красными колоннами - церковь-палаццо, верх и низ - Te Dеum и похоть, алтарь и застенок. В церкви - мольберт с заляпанным краской ликом мадонны, в палаццо Скарпиа - рояль с "могилой" сухих букетов, мемори шефа полиции о романе с певицей Тоской. Скарпиа в спектакле - не злодей, а брошенный любовник, жаждущий вернуть неверную любой ценой. Художник Каварадосси шокирующе антиромантичен.
И в этом - радикализм трактовки Дмитрия Бертмана, взломавшего, не нарушая музыкальных границ пуччиниевской партитуры, и сдвинувшего его от откровенной мелодрамы к истории, прослоенной психоаналитической мотивацией. Эгоистическая любовь, ревность, преступление, игра на чувствах, а в финале - апофеоз пустоты. Сначала страсть врывается в церковь, где Каварадосси появляется с очередной красоткой. Объятия, поцелуи, ярость Тоски, метнувшей кляксу в лицо мадонны, страшная энергия спрута у Скарпиа, решившего уничтожить соперника. Католическая экзальтация в Te Dеum с мерным шествием священников по кругу и нарастающим экстазом, неожиданно отсылающим к вагнеровскому Граалю.
Разрушительная сила страсти нагнетается "медленными" сценами поверх возбужденного, обрушающегося потоками звука и искусными разливами "холодной" энергии оркестра (дирижер Модестас Питренас). Самим Скарпиа движет не примитивная похоть, а тяжелое, отвергнутое чувство к Тоске. Он наливается вином, сжимает в объятьях безжизненный манекен в платье любимой. У Самсона Изюмова шеф полиции завораживает актерской харизмой и вокальной трактовкой, удерживающую в равновесии пуччиниевские "зловещие" краски. Убивая Скарпиа ножницами на рояле, Тоска трогается умом. И это морок, когда она с Каварадосси и вымышленным сыном маршируют со стерильными улыбками, бред, когда она вместо солдат, казнящих возлюбленного, стреляет сама, убивая манекен, облаченный в собственное платье. Кошмар взрывает мозг Тоски, она выбрасывается из окна. Лиене Кинча ведет партию точно, но пока не набрала полноценного вокального объема. Как и Андрис Лудвигс в партии Каварадосси, торжествующий пустую победу над любовью. Зеро.
В феврале Латвийская опера покажет на сцене Большого театра в Москве "Евгения Онегина" (7, 9) и "Лючию ди Ламмермур" (8, 10) в постановке Андрейса Жагарса.