А в декабре на Малой сцене театра появились два спектакля режиссеров предельно разных поколений. "Цена" Артура Миллера в постановке Леонида Хейфеца вышла одновременно со студенческим спектаклем Туфана Имамутдинова "Записки сумасшедшего".
Созданный как часть дипломного спектакля на курсе Олега Кудряшова (20-минутный опус "Записки сумасшедшего" игрался как первая часть спектакля "Гоголь. Фантазии"), он вызвал горячий отклик молодой публики и был перенесен на Малую сцену Театра им. Маяковского. Сделать это казалось тем резоннее, что однокашники Туфана актеры Александр Алябьев и Макар Запорожский тоже были приняты в труппу.
Чтобы дух милого студенческого спектакля не улетучился, художник Тимофей Рябушинский создал на Малой сцене аналог 39-й аудитории ГИТИСа. Прежде всего, ее знаменитые двери по центру узкого просцениума, чьи развязные хлопки организуют праздничный и одновременно дразнящий ритм спектакля, к которому подмешиваются итальянские песни и балетные поддержки зависающих в горизонтальных виньетках артистов Сергея Ковалева, Дарьи Хорошиловой и Нияза Гаджиева.
Главный же аттракцион всего спектаклика, выросшего до 50 минут, - Александр Алябьев в роли Поприщина. Точно в пику всем знаменитым, устроенным более или менее серьезно, спектаклям по гоголевской повести (среди них - не только недавний Алексей Девотченко, но и покойный Виктор Гвоздицкий, чьи мучительные откровения поражали в спектакле Камы Гинкаса), этот - сама легкость и сияние простодушной, наивной юности.
Поприщин у Алябьева и Имамутдинова вовсе не маленький, зависший в зависти и кончивший безумием человечек, он - настоящий влюбленный. Белокудрый, точно сошедший с гравюр XVIII века, с широким круглым лицом и открытой улыбкой, с блуждающим взглядом и танцующими отдельно от рук ногами, он понятия не имеет о тех трагических парадоксах и гротескных ухмылках, которыми цивилизация опутала "маленького человека". Его "цивилизация" еще слита с природой, еще невинна и простодушна. Его мечта, его возлюбленная (кукольная Дарья Хорошилова) летает по воздуху с хрустальным возгласом: "Папа!" - под переборы итальянской (не испанской) гитары, вылетает из дверей прямо на него, а он лишь очарованно прислоняется к дверному косяку, вовсе не в гамлетовской позе. Скорее, это поза подпоручика Киже: не было никогда этого очарованного юноши, он лишь летал по полотнищам белой бумаги, внимая поскрипываниям гусиного пера.
Переползя по переулку в соседний театр, дипломный спектакль Туфана Имамутдинова потерял одно существенное качество - легкость и легкомыслие, за которым многое скрыто. Ужас, который подглядывает в щелку за пасторальным юношей, влюбленным в дочку начальника казенного заведения, отступил, оставив на сцене лишь белокурую невинность и легкомыслие. Александр Алябьев - обладатель какого-то слишком уникального дара - пока еще не нашел своего режиссера и вполне рискует остаться в образе милого юноши с полотен рококо. Что именно и до какой степени можно стилизовать в его природе, пока вопрос открытый и обращенный к режиссерской интуиции.
Невнятность режиссерского замысла, скрытая за обаянием дипломного спектакля, на Малой сцене Маяковки обнаружилась в полной мере, превратив школьное событие в проходное явление театрального сезона. Но перенос - дело рискованное. В наступающем году Туфан Имамутдинов приступает к репетициям "Танца Дели" по пьесе Ивана Вырыпаева.