Поделиться
Именно на футбольном поле и велотреке, в спортзале и в боксерском поединке повседневность будней могла обрести тот драматизм борьбы, для выражения которого, собственно, создавался Александром Родченко, группой "Октябрь" отточенный язык диагоналей, неожиданных ракурсов, динамичных композиций. В фотографиях Льва Бородулина это фотографическое наследие конца 1920-начала 1930-х, надолго забытое после показательного разгрома группы "Октябрь", вновь оживает. Кажется, Бородулин последовательно отрабатывает все любимые мотивы 1930-х. У него парят, аки птицы, раскинув руки, гимнасты, пловцы, и - подобравшиеся, как пружина, - лыжники, взлетающие с трамплина... Кажется, что фотограф настолько восхищен этой способностью человека оторваться от земли, что он сам "купается" в стихии взлета-парения. Правда, в 1960-е эта тема, в отличие от прежних времен, рифмуется не аэропланами-летчиками-парашютистами, а с ошеломляющим освоением человеком космоса. Снимок баскетболиста, отправляющего мяч в угол, за пределы фото, он так и назвал в 1964 году - "В космос!". Но Бородулин всегда рад подчеркнуть метафору и визуально. В 1970 он, если судить по снимку, устраивается с камерой в двух шагах от лыжного трамплина. В результате мы видим лыжника в снежном облаке практически в момент отрыва от земли. Перед нами, что называется, "вертикальный взлет".
Одновременно он при возможности сталкивает старые монументальные образы с новой реальностью. Молодого худенького Муслима Магомаева в костюме и с бабочкой он снимает в 1960-е снизу вверх, на почти белом фоне. В результате фигура певца в черном костюме напоминает выразительный графический рисунок и ... монумент героя-оратора, протянувшего длань над толпой. Образы нежного певца и народного трибуна накладываются один на другой. Театральность и монументальность спорят друг с другом. В результате получается снимок, в котором динамичность задана не только ракурсом, но и амбивалентной трактовкой.
В другом случае он снимает памятник "Рабочий и Колхозница" на фоне новостройки. Герои прошлого, за которыми в фарватере скромно следует фотограф-потомок, оказываются перед многоэтажным домом, загораживающим горизонт. С одной стороны, все прекрасно - перед ними как бы реализованное светлое будущее с отдельными квартирами для тружеников, с другой - дом, закрывающий горизонт, становится воплощением стены, тупика. Летящее движение двух монументальных фигур прерывается. Утопическая мечта уперлась в бескрылую реальность, в которой нет места даже не полету - движению вперед.
Но именно в спортивной фотографии драматизм конфликта открыто ложится в основу снимка. Фактически Бородулин снимает в спорте драму. Противоречие, напряжение всех сил тут не камуфлируются, а предстают в чистом виде, как, например, в снимке двух борцов, в преддверии схватки едва ли не упершихся лбами, как молодые бычки ("Тет-а-тет", Рим. 1960). Выплеск эмоций, как и усилие на пределе возможностей оказываются в центре внимания. И тут уже на первый план выходит репортерская хватка. Причем момент поражения или победного торжества спортсменов на снимках Бородулина становится часто одновременно и моментом истины, проявляющим подлинную суть человека. В этот момент "Чистой победы" (1968) мы видим лицо велогонщика, залитое дождем, грязью, изможденное и счастливое. В другой раз перед нами взлетает над штангой бельгийский толстяк-тяжелоатлет, взявший вес на Олимпийских играх в Мехико (1968), а другого победителя-тяжеатлета, финна, с Олимпийской золотой медалью на груди, в восторге поднимает на плечо то ли товарищ по команде, то ли друг, и несет на руках...
Выразительность жестов на спортивных снимках Бородулина достигает даже не театральной, а почти хореографической выразительности. Как, например, на легендарной фотографии "Баскетбольный балет", снятой в Каунасе. Ритм движения двух соперников, драматургия схватки на втором плане создают полную напряжения, экспрессивную, брутальную сцену.
Любопытно, что многие из этих сцен сняты, кажется, без особых формальных ухищрений. Но, пожалуй, особое значение приобретают ритмическая композиция. "Ритм и темп" - так называется одна из фотографий спортивных тренировок, сделанная в1970-х уже после отъезда Льва Бородулина в Израиль. Но, наверное, так можно назвать многие его снимки. В них не акцентируется симметрия, но неправильность, естественность движения накладывается на четкую структуру, будь то разметка эстафеты, сетка ворот, гимнастические брусья или просто лестница. В этих работах есть незаконченность движения, открытость сюжета и при этом - почти музыкальная по четкости ритмическая композиция. Это не мешает ни иронии, ни порой неожиданной лирической ноте...
Впрочем, новая выставка 90-летнего Льва Бородулина, которую можно увидеть в Мультимедиа Арт Музее (он же МДФ), только спортивной съемкой мэтра не ограничивается. Тут есть фотографии 1980-1990-х годов. Бородулин может быть неожиданным и разным. Кого-то пленят его съемка провинциальной Англии 1960-х годов. Кто-то удивится съемке рыбьим глазом, где фотограф оказывается - как в "глазе тайфуна" - в центре идущей вокруг него игры в волейбол или выступления гимнасток. Кому-то его фотография "Дела мирские" (1960), где молоденький католический монах играет с мальчишками в футбол, напомнит классику итальянской фотографии.
Как бы то ни было, Лев Бородулин - один из тех фотографов, чьи снимки обнаруживали общность человеческих страстей и драм по обе стороны "железного занавеса". В этом смысле его можно было бы назвать "гуманистом". Если бы, конечно, слово не было так затаскано.