Поделиться
Татьяна Георгиевна, вы работаете уполномоченным по правам человека Свердловской области уже 11 лет, причем дважды избирались двумя третями голосов. Были ли за эти годы попытки перетянуть вас на чью-либо сторону?
Татьяна Мерзлякова: Быть уполномоченным по правам человека непросто. И не только мне. Во всем мире это очень авторитетные люди, разумеется, их все хотят видеть в союзниках. Наша задача - избегать протекционизма, работать на благо простого гражданина. К примеру, когда я попросила областных депутатов выработать тактику поведения в отношении незаконно возводимых многоэтажных домов на землях ИЖС, мне сказали, что я лоббирую интересы мэрии Екатеринбурга. А я просто не хочу, чтобы люди лишались последнего. Я вижу вопиющую несправедливость: дом сносят, а покупателей жилья, которые, может быть, последние деньги на это потратили, никто не предупредил о возможных рисках. Правовых норм, регулирующих ситуацию, нет. Кто защитит таких людей?
Вспомним Сагру: тогда вы тоже высказали "неудобное" мнение, которое шло в разрез тому, что говорили силовики.
Татьяна Мерзлякова: Сложность только в одном - перед тем, как отстаивать ту или иную позицию, надо убедиться, что она нравственна. А для этого необходимо выехать на место, встретиться с людьми. Я не была уверена изначально, что жители Сагры правы, взявшись за оружие. Приехала, народ мне показывает сотовые телефоны, где в исходящих - номера участкового, отдела полиции. Люди напуганы, уверены, что на них хотели напасть. При этом от начальника ОВД Верхней Пышмы слышу: "да там всего 3-4 машины было" и "мы проверяли, звонков не было". В тот момент было важно не только донести до общественности позицию сагринцев, но и убедить губернатора, что его не совсем верно информируют. Я рада, что сумела это сделать.
Да, есть во мне такая черта, может быть, субъективная: я слишком люблю нашу вечно битую провинцию, чтобы с легкостью дать ее в обиду.
Разве СМИ не выполняют функцию общественного защитника в таких ситуациях?
Татьяна Мерзлякова: Конечно, есть глубокие, аналитические материалы по правозащитной тематике, но, к сожалению, большинство СМИ в регионе сегодня скачут по верхам. Пишут одно и то же, как сговорились: этот сказал, что прислали много денег, голодовка откладывается, а тот сказал, что мало, значит, будут голодать. При этом даже не все знают, где на карте находится Верхняя Синячиха или Лобва. Порой до абсурда доходит: журналисты звонят рабочим и говорят: "Вы голодаете? Нет? Ну, мы же знаем, что голодаете". Это в высшей степени непрофессионально. Голодовка объяснима только тогда, когда все уровни власти игнорируют ситуацию: не слышат, не видят. Но, когда идет диалог, акция бессмысленна, во всем мире ее не сочтут обоснованной.
С одной стороны, понятно, почему так происходит: пресс-служба ГУ МВД Свердловской области - одна из сильнейших в регионе, информповоды подает регулярно. С другой стороны, в погоне за сенсациями журналисты не щадят никого, а ведь главный принцип профессии - не навреди. Именно поэтому сегодня я вынуждена никому из прессы не сообщать, какие еще в области есть долги по зарплате. Работаем с правительством, потихоньку гасим, но не афишируем.
В каких отраслях мало шансов на погашение задолженности?
Татьяна Мерзлякова: В первую очередь в ЖКХ. Есть города, где по 3-4 коммунальных предприятия в долгах сидят. Был бы у нас сильный экономический блок в полиции, мы бы сейчас хоть немного, да напугали бы тех, кто снова и снова банкротит этот сектор. В 2004-м в Свердловской области сразу 8 менеджеров разного ранга были осуждены за подобные преступления, но сейчас - полный беспредел. Ни одного уголовного дела по преднамеренному банкротству в сфере ЖКХ за последние два года до суда не доведено.
Как нет и ни одного уголовного дела в отношении конкурсных управляющих. Я убеждена, что не должен был управляющий, который занимался банкротством Невьянского агролесхоза, все девять миллионов рублей, полученных от реализации продукции, направлять в обеспечение собственной деятельности, зная, что долг в 1,5 миллиона рублей перед 55 работниками предприятия не погашен. Не должны, просто не имели права юристы получать огромные суммы за ведение этого дела. Маленький агролесхоз, маленький город Невьянск, ездить далеко не надо.
Я искренне не понимаю, почему ситуацией вокруг информагенства Ура.ру занимается целая бригада следователей, а в Новой Ляле и Лобве - всего два? Почему до сих пор не заведено уголовное дело по факту "исчезновения" пособий по беременности и родам, которые ФСС начислил женщинам Лобвы, а исполнительный директор куда-то их дел? Но я вам обещаю: оно будет. Потому что нельзя прощать такие вещи.
В соседней Челябинской области, кстати, экономическая полиция действует намного жестче. На одного из арбитражных управляющих, который 1,5 миллиона рублей использовал нецелевым образом, сразу же завели уголовное дело.
Примерно месяц назад у нас в редакции был председатель СРО арбитражных управляющих, который отстаивал своих коллег. Погасив долги перед трудовым коллективом, они могут пойти под суд за превышение полномочий, ведь согласно закону о банкротстве, зарплата не входит в реестр первоочередных платежей.
Татьяна Мерзлякова: Я не спорю с этим, закон о банкротстве, к несчастью, несовершенен, но есть еще Конституция, есть понятие справедливости. Есть традиции Свердловской области, наконец. Меня часто упрекают в излишней эмоциональности. Значит, моих эмоций не хватает, чтобы достучаться до силовиков, убедить их действовать активнее. От этого зависит консолидирующая идея региона. Когда у нас тут горит, там горит, тут пикет, там голодовка - это не консолидирует. Я не призываю нарушать закон, я прошу правоохранителей проверить: почему на действия конкурсного управляющего тратится 9 миллионов и не остается 1,5 миллиона на 55 работников агролесхоза? Не проверяют.
На нарушение каких прав и свобод жаловались чаще всего 10 лет назад и что волнует людей сегодня? Есть "гидры", которых удалось победить?
Татьяна Мерзлякова: Есть вопросы, которые ушли в прошлое окончательно. Например, установка стационарных телефонов - в начале 2000-х это была целая проблема. Есть темы, которые периодически "затухают", а потом снова актуализируются. Например, трудовые споры. Еще летом 2008 года их было очень мало, а потом снова пошли жалобы на недоговорные отношения, невыплаты зарплаты, сознательное банкротство работодателем, собственником.
Довольно неплохо нам в свое время удалось выстроить отношения с полицией, проблем с проведением митингов и шествий в Екатеринбурге не было. Силовики проявляли сдержанность даже тогда, когда, что греха таить, были провокации с правозащитной стороны. Теперь, боюсь, ситуация изменится, слишком много споров вокруг того, что считать митингом. Особенно беспокоят действия силовиков в случаях, когда акция спонтанная. Например, люди вышли грудью защищать свой двор от точечной застройки. Там все может быть в кучу - машины, дети, старики. Не надо бояться протеста как явления, видеть в каждой акции свержение государственной власти, надо относиться к этому как к естественному самовыражению гражданского сознания.
А проблема с оформлением российского гражданства для жителей бывших союзных республик сошла на нет?
Татьяна Мерзлякова: Очень редко теперь обращаются с такими вопросами, буквально 10-15 случаев в год. В свое время я очень много переписывалась с Госдумой, доказывала, что нельзя забирать у людей паспорта граждан РФ, ошибочно выданные взамен советских в середине 2000-х годов, потому что сотрудники ФМС на местах неверно толковали нормы миграционного законодательства. Также на ликвидации проблемы бывших советских граждан сказалась активная работа общественников: "Форума переселенческих организаций" во главе с Лидией Графовой, правозащитной сети "Миграция и право".
Думаю, постепенно решим вопрос и с людьми, которые вообще никакого статуса и паспортов не имеют. Я имею в виду ВИЧ-инфицированных либо имеющих тяжкую непогашенную судимость. Страны исхода (СНГ) их не принимают, и Россия не хочет видеть своими гражданами. В Свердловской области таких около 700 человек. Я считаю, что лучше их легализовать, поставить на учет в ВИЧ-центре и лечить, это в интересах наших граждан - меньше невыявленного риска.
То, что население Свердловской области стало чаще обращаться в Европейский суд по правам человека - это проявление недоверия к отечественной судебной системе?
Татьяна Мерзлякова: Европейский суд по правам человека рассматривает дела, когда национальные судебные инстанции пройдены, а решение не исполнено. Известно четыре дела, которые выиграли свердловчане. К судьям никаких претензий - налицо ошибки, допущенные территориальными органами федеральных органов власти: ГУФСИН, УФССП и т.п. По органам власти субъекта РФ пока ни одного случая не было.
Как уполномоченный по правам человека я бы хотела, чтобы люди получали исчерпывающие ответы на свои вопросы в досудебном порядке на родине, а не искали правды за границей. Часть проблем можно снять еще на первичном уровне за счет правового просвещения. К примеру, мы подготовили памятку для собственников недвижимости, где разъясняем, в каких случаях можно потерять свое имущество, что делать, если землю, допустим, изъяли для муниципальных нужд. И нужды ли это?
Устраивает ли вас та система бесплатной юридической помощи (БЮП), что складывается в регионе?
Татьяна Мерзлякова: Я рада, что началось ее создание, но того, что есть, недостаточно. С другой стороны, и раздувать систему до бесконечности не имеет резона. Легко сказать - давайте во всех малых городах создадим бесплатные консультации. А надо ли? Во-первых, там не так часто спорят. Во-вторых, адвокаты в провинции берут дешевле и относятся к работе ответственнее, потому что не так загружены.
Вот над чем нужно объективно поработать, так это над системой оказания квалифицированной юридической помощи дежурными адвокатами в уголовном процессе. Приезжаем в колонию, осужденные жалуются: "Сняли деньги, не знаем, за что". Оказывается, за услуги адвокатов, которые защищали право на УДО. Просим протоколы судебных заседаний - некоторые вообще ни слова не произнесли.
Также очень хочется через систему БЮП опробовать защиту прав несовершеннолетних потерпевших. Ведь детей, совершивших преступление, мы защищаем, а потерпевших - никак.
Честно говоря, было очень сложно вклиниться в ваш график поездок по территориям. Может ли электронная приемная заменить прямое общение с гражданами?
Татьяна Мерзлякова: Сегодня до 20 процентов писем я получаю в электронном виде, но это всего лишь способ доставки. Ездить надо обязательно. Если вдруг я на две недели "застреваю" в кабинете, чувствую, что уже не так остро воспринимаю проблемы, не так быстро реагирую.
Отличаются ли между собой муниципалитеты по правозащитной проблематике?
Татьяна Мерзлякова: Очень сильно. Например, в Полевском традиционный вопрос - земельный. В Первоуральске "болевая точка" - сфера ЖКХ, и ситуация с годами только ухудшается.
Как муниципальные чиновники реагируют на Ваши запросы, визиты?
Татьяна Мерзлякова: Там, где в администрациях есть специалисты по работе с обращениями граждан, работать проще. Например, в Заречном недавно я приняла 39 человек за день, потому что было все четко организовано. Где-то наоборот - дикие очереди, никакой информации. Приходится объяснять главе, что сами по себе проблемы не рассосутся, с населением надо уметь работать.
Как вы считаете, пропасть между народом и властью увеличивается с годами? Неоднократно приходилось слышать от простых людей: чиновникам мы не доверяем, а вот если Мерзлякова приедет - другое дело.
Татьяна Мерзлякова: Мне бы не хотелось, чтобы люди думали, что решение каких-то проблем - исключительно моя заслуга. Уполномоченный по правам человека - всего лишь посредник между обществом, властью и бизнесом. Его задача сделать так, чтобы все было прозрачно и понятно. И в Верхней Синячихе, и в Лобве, и в Новоуральске основную роль сыграли другие люди - председатель областного правительства Денис Паслер, вице-премьер Александр Петров, министр промышленности Владислав Пинаев. Не омбудсмен ищет покупателей на металл или древесину, договаривается с кредиторами, новыми инвесторами. Если бы они ничего не делали, я бы сто раз подумала, стоит ли мне работать дальше.
Кому принадлежит идея, которую вы высказали на встрече с президентом страны - создать страховой фонд для выплаты зарплаты рабочим обанкротившихся предприятий?
Татьяна Мерзлякова: Это результат изучения опыта разных стран сотрудниками аппарата уполномоченного по правам человека Свердловской области. Плюс консультирование со специалистами из УрГЮА.
За счет чего предполагается наполнять бюджет фонда?
Татьяна Мерзлякова: За счет отчислений всех предприятий в размере 0,05 процента фонда заработной платы. Сначала фонд погашает долг перед трудящимися обанкротившегося предприятия, а потом взыскивает с собственника компенсацию за счет продажи имущества. И рабочий человек защищен, и властям не приходится тушить социальные пожары в ручном режиме.
Сейчас в моде термин KPI (коэффициент показателей эффективности). Его считают у губернаторов, министров. Как посчитать KPI омбудсмена?
Татьяна Мерзлякова: Несмотря на независимость, KPI института уполномоченного по правам человека в первую очередь заключается в повышении доверия населения к власти. При этом я четко осознаю, что не имею права повышать доверие там, где сама не доверяю. Мой личный KPI вижу так: права человека в регионе не должны быть ругательным словом и антонимом порядку. А достоинство человека - просто красивым оборотом.
Объективно признаю, что сегодня к эффективности моей деятельности есть вопросы. И понимаю почему: в какой-то степени в предыдущие годы многое брал на себя административный ресурс, одного письма председателю правительства области хватало на полгода. Потому что люди знали - Мерзлякова по пустякам шум поднимать не будет. Сейчас этого нет. Такая же синусоида - по правам военнослужащих. Сколько раз я писала в Минобороны по поводу передачи жилфонда и социальных объектов с балансов КЭЧ в муниципалитеты, сколько раз туда обращался уполномоченный по правам человека в РФ Владимир Лукин - результата нет. Думаете, Васильевой было дело до моих писем?
Это результат того, что авторитет власти упал?
Татьяна Мерзлякова: Все-таки команда новая, может быть, не до конца мне доверяет. Есть и объективные причины, очень многое зависит от конкретного чиновника, принимающего решение.
Устраивает ли вас имеющийся у уполномоченного по правам человека инструментарий?
Татьяна Мерзлякова: До той степени, пока пресса свободна. Я работаю в режиме омбудсменов в Европе, у которых основной силой является не закон (это прерогатива судов), а гласность. Для меня пресса - это не пиар, а механизм защиты прав человека. И правового просвещения.
Другой инструмент - диалог с исполнительной и законодательной властью, прокуратурой, полицией, судами. Могу сказать, что на уровне чиновников высшего уровня он выстраивается нормально, а вот к кому можно предъявлять претензии, так это к "белым воротничкам" среднего звена, особенно молодым.
Готово ли наше общество контролировать органы власти?
Татьяна Мерзлякова: Я думаю, мы все-таки научимся это делать. Когда гражданское общество работает не ради выборов в Думу, оно работает неплохо. И даже эффективнее, чем государство. Вот только несколько примеров: межрегиональное общественное движение "Комитет по защите прав автомобилистов", автономная некоммерческая организация научно-практическое социально-педагогическое объединение "Благое дело", кризисный центр для женщин и детей, переживших насилие в семье, "Екатерина", общественная организация беженцев и вынужденных переселенцев "Уральский дом", региональная общественная благотворительная организация родителей и законных представителей детей-инвалидов "Надежда-детям".
В то же время я не всем удовлетворена. Никак не удается добиться того, чтобы гражданское общество воспринимало власть как партнера. Когда ты приходишь на разговор как специалист, а не как проситель, к тебе относятся по-другому. Думаю, со временем все придет. То, что наблюдаем сейчас - это болезни роста.
А то, что государство и общественные организации начали конкурировать за право лечить наркоманов - это во благо?
Татьяна Мерзлякова: С этой бедой надо бороться всем миром. Я не стала бы дистанцировать госструктуры от "Города без наркотиков". Я бы научилась с ним работать. Регион может пострадать не столько от потери одного реабилитационного центра, сколько от потери гражданского контроля над теми, кто борется с наркотиками в полиции. Я знаю, что силовики могут расслабиться.
На государственном уровне предусмотрены механизмы поддержки социально ориентированных НКО: субсидии, методическая помощь. В Свердловской области соответствующий закон появился в феврале 2012 года. В каком состоянии сейчас реестр НКО? Мы столкнулись с тем, что в муниципалитетах вообще не понимают, что это такое.
Татьяна Мерзлякова: Беда в том, что закон регламентирует создание реестра только для региональных НКО и их филиалов на территориях. То есть провинция снова пострадала. С другой стороны, плюс в том, что сотрудник аппарата уполномоченного по правам человека Свердловской области вошел в состав комиссии, распределяющей субсидии. У нас принципиальная позиция: выделение субсидий вне зависимости от критического настроя органов соцзащиты. Cмотрим на результат, которого добилась НКО. Механизм достаточно прозрачный, информация о получателях субсидий доступна общественности.
Сейчас государство проводит несколько реформ в социальной сфере, которые вызывают неоднозначные оценки у общества. В частности, в области образования. Жалуются ли вам на сокращение малокомплектных школ, образовательных стандартов?
Татьяна Мерзлякова: Жалуются. Приходится писать письма губернатору, председателю правительства области, когда пытаются закрыть сельские школы. Пока удается договориться. Деревенские дети и так лишены всего, что доступно горожанам: они не могут пойти во Дворец творчества, Дворец спорта, филармонию. Основной источник информации для них - учитель. На доставку на автобусе в районный центр денег порой уходит больше, чем на содержание малокомплектной школы. Дистанционное образование - тоже не альтернатива. Не сможет заменить нормального учителя, даже не очень сильного, ни один Интернет. А в селах порой чудесные педагоги работают, в Екатеринбурге еще поискать таких.
Такое впечатление, что государство решило: я менеджер, принимаю во внимание только эффективность использования бюджетных средств. И при этом хватается за голову: недостаточно хорошо работают комиссии по делам несовершеннолетних. В моем понимании в школе последние 3-4 года полностью отсутствует процесс управления содержанием образования. Мы все какие-то деньги считаем: то так платим преподавателю, то этак. Сократили психологов. Убираем из обязательных предметов литературу, которой нужно гордиться, которая лучше любого воспитателя воспитает.
А как вы относитесь к оптимизации в сфере здравоохранения?
Татьяна Мерзлякова: Она просто шоковая. Повышая технологичность медицинских услуг, мы теряем доступность. Рожениц из Сосьвы возят в Серов, потому что в Сосьве неэффективно строить реанимацию - меньше 100 родов в год. А 100 километров до Серова - это доступно? И ДТП не исключены, и кровотечения.
Вы ведете блог?
Татьяна Мерзлякова: Нет. Во-первых, времени не хватает. Во-вторых, я очень серьезно отношусь к своей фамилии и отвечаю за каждое свое слово. Поэтому никогда не буду писать под ником. Возможно, это старомодно, но я так воспитана. Анонимность провоцирует безответственность. А ведь есть еще тролли, которые за деньги оставляют комментарии "под заказ". Ты - с искренним посылом, а тебе в ответ кто-то в душу плюет.
Как вы относитесь к сложившемуся в последнее время мнению, что блогосфера - это отражение истинных настроений общества?
Татьяна Мерзлякова: Блогеры - это не гражданское общество. Так считаю не только я, но и многие либералы со стажем. Вы обратили внимание, как возмутилась правозащитница Людмила Алексеева, когда ей сказали: вас будут выбирать в Интернете? Она ответила: "Я должна видеть, кто меня выбирает, перед кем я несу ответственность, а не организованную рассылку".
На мой взгляд, блогосфера - это одна четвертая нашего информационного составляющего. Явление, присущее определенному возрасту и "кольцу столиц". Много вы знаете блогеров в Тавде, Ивделе? Я не считаю, что перед ними мы должны снимать шляпу. Это мнение, которое нужно учитывать, но не как основное. Да, они в состоянии поднять информационную волну, собрать флэш-мобы, но это не все. Есть огромное количество людей, которые писем не пишут, в блогах и чатах не сидят, но с ними тоже надо считаться.
Кстати
Первый в России уполномоченный по правам человека появился в Свердловской области. На свой пост он заступил 4 ноября 1997 года. Правда, пальму лидерства Среднего Урала оспаривает Башкортостан, где соответствующий региональный закон появился на две недели раньше. Но там омбудсмен подчиняется парламенту, а свердловский, согласно уставу, имеет независимый статус. В его избрании участвуют обе ветви власти и общественность. Именно поэтому ряд ученых полагает, что первый региональный уполномоченный по правам человека появился все-таки на Среднем Урале. Сегодня такая должность введена в 69 субъектах РФ.