Поделиться
Мы познакомились, и как только я что-то спросил и Настя стала отвечать, нечто произошло со мной: потрясение от мгновенно узнаваемой манеры речи, мимики, жестикуляции, взгляда, лексических оборотов... Всё выдавало в ней Бродского: внешность, речь, биоритмика, энергетический заряд. Полухина сочувственно глядела на меня, вполне понимая, что со мной происходит. Я же не уставал поражаться. Хотя все происходящее, строго говоря, было весьма обыденным и вполне объяснимым. Я говорил с дочерью Иосифа Бродского.
Настя настороженно относится к журналистам и старается не давать интервью. Я в этом смысле исключением из ее правил не являлся. И если бы не авторитет Валентины Полухиной, буквально уговорившей Настю ответить на несколько вопросов для "Росийской газеты", вы не прочитали бы о ней ни строчки.
- Настя, давайте начнем с вашей мамы. Расскажите о ней.
- Ну что же я могу о ней такого особенного рассказать? Моя мама, Марианна Кузнецова была балериной в кордебалете Кировского театра. Закончила Вагановское училище. Там училась вместе с Наташей Макаровой, Нуриев, по-моему учился курсом старше. Это был звездный класс. Тем не менее мама осталась в кордебалете, о чем, кстати, никогда не жалела. Она не была публичным человеком. Скорее даже закрытым. Но с гастролями театра она объездила весь мир. И благодаря ей для меня в отличие от большинства советских детей мир никогда не был чем-то за семью печатями. Мама - в Японии, мама - в Америке, мама - во Франции. Потом она приезжала и привозила кучу всего интересного. Так что детство мое было вполне счастливым, нескучным и без особых потрясений.
- А где вы тогда жили?
- Лет до пяти мы жили вместе с бабушкой и маминой сестрой. Когда мне исполнилось пять лет, мама вышла замуж, и мы жили сначала на улице Римского-Корсакова, в доме с атлантами, рядом с театром. А потом, когда я пошла во второй класс и у меня родился брат, мы переехали на улицу Зодчего Росси. Там семейство наше прожило до 96-го года, если мне память не изменяет. Потом дом расселили, и нас раскидало по городу. Теперь я живу в Ручьях. Это почти деревня, но до центра всего час езды.
- А та квартира, куда вас привезли из роддома?
- Первые два месяца после моего рождения мы с мамой жили у дедушки, на улице Седова.
- Настя, когда вы узнали, кто ваш отец?
- Мне было тогда 23 года. Как-то вечером мы сидели с мамой на кухне, и я уже не помню, с чего возник этот разговор. Но в какой-то момент мама вдруг сообщила, что мой отец - Иосиф Бродский. Не могу сказать, что меня это поразило или потрясло. Не скрою: в общем было приятно. Но кое-что я и раньше подозревала.
- Что значит "подозревала"?
- Ну, во-первых, я знала, что мама с Иосифом дружили.
- А откуда вы это знали?
- Да от мамы же и знала. У них была компания: Гарик Восков, Иосиф, Миша Барышников... Как сейчас говорят, молодежная тусовка. Я знала, что они дружили достаточно близко. Ну и опять-таки, когда смотрела в зеркало, какие-то мысли на эту тему возникали.
- У вас с мамой были нормальные отношения?
- Да, мы всегда были близки с мамой. Без особого пафоса, но близки.
- Можно ли сказать, что ваша жизнь поделилась на "до" и "после"?
- Нет, нет. Другое дело, что, когда это стало известно не только маме, Иосифу и мне прибавилось проблем.
- Например?
- Например, с журналистами начались всякие истории. Кто-то выступил на тему "детей лейтенанта Шмидта", но тема не стала популярной, поскольку никаких выгод лично для меня эта история не дала. Кроме общего культурного пространства, нас с Иосифом Александровичем ничего не связывало, мы даже не успели пообщаться. Я знаю, что "он был в курсе", так или иначе через общих друзей помогал маме. Была даже идея отправить меня учиться в американский Анн-Арбор, где он тогда преподавал. Но родители поступили хитро. Они заявили мне: есть вариант на год отправиться учиться в Америку, но для этого надо отлично закончить первый курс в институте. "Еще чего, - подумала я, - у меня, кроме учебы, что, дел никаких нет?!" Естественно, наотрез отказалась. Тем более про Иосифа я тогда не знала.
- А если бы знали?
- Ну, может быть, я тогда иначе бы восприняла эту идею.
- А где вы тогда учились?
- В педагогическом институте, на русской филологии. По образованию я - учитель русского языка и литературы.
- И что, вы действительно стали учителем?
- Ну, в каком-то смысле. Еще учась в институте, я подрабатывала частными уроками. Обучала английскому языку. Но уже лет в восемь поняла, что хочу переводить книжки. Это вот и стало моей профессией. К счастью, у меня сложились отношения с одним из питерских филиалов издательства "Эксмо". И теперь я занимаюсь тем, что люблю, что умею, да еще и деньги за это получаю.
- Как вы думаете, Настя, почему ваша мама все-таки сказала вам о вашем отце?
- Наверное, не хотела, чтобы надо мной висела какая-то неопределенность или недосказанность. Теперь, будучи мамой, я понимаю, что моя мама сказала мне все это очень вовремя: я уже не была подростком, когда такие новости сшибают с ног, я была достаточно взрослой девушкой, чтобы принять все спокойно и продолжать жить как жила.
- Настя, если не секрет, как сложилась ваша личная жизнь?
- Не секрет. Первый брак был в юности. Мы с моим первым мужем до сих пор лучшие друзья. Второй брак - в 97-м году. Муж - университетский биолог. Через пять лет родился сын Сашка.
- Стишки сочиняет?
- В три года сочинял. Но сейчас занят более серьезным делом: они с приятелем пишут роман в жанре фэнтэзи.
- По-английски не говорит?
-Не говорит. Пока.
- Расскажите о ваших отношениях с Бродским?
- Мы не были знакомы. Если вы имеете в виду "культурный аспект", то его стихи я и услышала, и прочитала достаточно рано. Они стали естественной частью моего мира.
- Вы знали стихи Бродского до того вечера?
- Ну, конечно! И стихи знала, и голос его слышала, в записи. И поскольку до Иосифа я не слышала ни одного поэта, читающего свои стихи, то именно его манера чтения стала для меня естественной, наиболее органичной. То есть я думала, что так и надо, так и должно быть. Позднее, когда стала читать и слушать других поэтов, поняла, что планка очень высока, большинство до нее даже не дотягивали.
- Были у вас какие-то любимые стихи Бродского?
- И были, и есть. Посвящение Леше Лосеву: "Я любил немногих. Однако сильно".
- Есть ли в вашей библиотеке его книги, с авторскими автографами?
- Нет.
- А когда вы прочитали его эссеистику?
- Значительно позднее, где-то в начале девяностых.
- И?
- Поразил строй речи. Опять же, абсолютно естественный и понятный.
- В чем вы похожи с отцом, как вам кажется?
- Лучше бы у меня был мамин характер, жилось бы легче.
- А какие-то отношения с сыном Бродского Андреем Басмановым у вас есть?
- Ну, конечно. Нас познакомил один из моих поклонников. Еще задолго до "того вечера". Пригласил его к нам домой на улицу Росси. Меня очень озадачила мамина реакция. Андрюша ручки целовал и каблуками щелкал, как это было принято среди питерских хиппи, а мама ехидно посмеивалась. Я никак не могла взять в толк, что происходит.
- А как Андрей узнал, что вы - брат и сестра?
- С его первого визита прошло года четыре. Другой знакомый пригласил меня на улицу Марата, к Андрею, на его день рождения. И вот в какой-то момент я вызываю его на кухню и говорю: Андрюша, у меня для тебя есть подарок. И, собственно, излагаю ему всю эту историю. Андрей был в некотором шоке, но потом как-то сжился с этой мыслью.
- А Саша знает, чей он внук?
- Да, знает. И гордится, но без фанатизма.
- Как вы узнали, что отец умер?
- Это я помню очень хорошо. Мы сидели в какой-то компании вечером. Пришел мой тогдашний молодой человек, сказал: "Сядь на стул". Я села. Только тогда он сообщил: "Бродский умер". Я замолчала. Сидела и молчала. Долго не могла сказать ни слова.
Все эти полтора года, которые я знала, кто мой отец, я собиралась ему написать. Не очень понятно, что именно, но написать хотелось. И тут вдруг я отчетливо поняла: все, поезд ушел. Жаль...