Поделиться
И напрасно попробовал. Его интерес к Веймарскому классицизму мог бы оказаться существенным в современном театре: ведь там звучит тема трагического противоречия юных жизней с фальшивой и циничной социальной машиной. Вчера "РГ" писала о неожиданном совпадении двух премьер молодых режиссеров - на сцене "Современника" Габриэлла Туминайте поставила пьесу Лессинга "Эмилия Галотти", написанную двумя годам раньше "Страданий юного Вертера" Гете, легших в основу пьесы немецкого писателя Ульриха Пленцдорфа. Но Василий Бархатов обошелся без обострения темы - выступил ремесленно и бессмысленно.
Написанная в 1972 году, пьеса эта была более чем популярной в Европе, потом интерес к ней схлынул, но зачем-то воскрес в МХТ. Его герой, названный Эдгаром Вибо (Александр Молочников), жил в Берлине 1970-х, в "советском рае", учился в ПТУ, размышлял о Марксе, мечтал о любви и свободе. Его отец, художник, уехавший в поисках свободы на Запад (Евгений Миллер), ничего не знал о сыне до тех пор, пока не прочитал в газетах о трагической гибели мальчика от электрического разряда. Раскручивая назад ленту его жизни, он узнает в бунте юного сына себя самого, так и не решившегося отвергнуть законы извращенного мира.
МХТ им. Чехова, пригласив Васю Бархатова и переписывальщика классических текстов Михаила Дурненкова, видимо, мечтал получить историю нового русского бунта, нового юного отчаянья. (Есть такая игра у Олега Павловича Табакова и Анатолия Мироновича Смелянского - они приглашают enfant terrible современного театра, чтобы играть на нервах у властей, обретая морально-коммерческий успех у молодой аудитории.) Но Бархатову не нужны лавры ни Серебренникова, ни Богомолова. Ему достаточно поиграть в любимую хипстерскую игру - порадовать себя и друзей винтажными штучками из 70-х, в которые вошла и сама романтическая суицидальная философия инфантильного протеста в духе романа Сэлинджера "Над пропастью во ржи". Реально же почувствовать энергию этого состояния ни он, ни его зритель не собирались.
На Новой сцене театра выросла стерильная, вертящаяся по кругу металлическая конструкция с лестницей и балконом), на ней - винтаж 70-х (стиральная машинка с отдельной сушкой, книжки Маркса-Энгельса-Ленина). Напоминание о "ветхозаветной" гэдээровской эстетике ничего не приносит в спектакль, и мы так и не узнаем, зачем Михаил Дурненков, осовременивший все на свете, не перенес действие пьесы из ГДР 70-х годов ХХ века в Россию века XXI. Роскошно "винтажной" в спектакле является Полина Медведева в роли матери Эдгара, партработницы строгого советско-немецкого типа в элегантном костюме, на скорую руку стирающая костюм внезапно обнаружившегося мужа в допотопной стиралке. Ее подлинность пыталась преодолеть стилевые игрушки режиссера.
Все остальное - включая пошлые хиты гэдээровской эстрады 70-х и смерть юного В. - было только игрой, необязательной и холодной.