Елена Сенявская: По письмам можно проследить состояние морального духа армий, сравнить их ментальности. Обе воюющие стороны осознавали решающий характер этого сражения. Сама битва на Волге представляет собой своеобразную социально-психологическую модель массовых настроений и поведения воинов в экстремальной обстановке, на грани жизни и смерти.
А насколько откровенны были солдаты в своих письмах? Им можно доверять?
Елена Сенявская: Когда советские бойцы писали письма, они, безусловно, учитывали неизбежность их прохождения через военную цензуру, а значит, обычно прибегали к самоцензуре (которую условно можно назвать "политической"). То есть старались не допускать в своих посланиях той информации, которая могла бы вызвать неприятности для них самих и их адресатов, как правило, близких людей. Существовало и такое явление, как психологическая самоцензура, когда бойцы сознательно умалчивали об опасности и тяготах фронтовой жизни, чтобы не волновать дорогих им людей. Современные исследователи, конечно же, не могут с абсолютной точностью определить степень влияния этой самоцензуры на содержание писем. Однако мы можем косвенно судить о тенденциях в этих настроениях по сохранившимся сводным данным о работе Отделений военной цензуры Особых отделов НКВД (ОВЦ ОО НКВД), обрабатывавших сотни тысяч писем и осуществлявших их статистический анализ. Эти данные тем более важны, что даже при сознательной самоцензуре их авторов многие письма оказывались, с точки зрения цензоров, "неправильными". Поэтому, при всех оговорках, фронтовые письма являются, пожалуй, самыми уникальными и искренними массовыми свидетельствами того времени.
О чем чаще всего писали наши?
Елена Сенявская: Как правило, людей на передовой волновали одни и те же житейские вопросы. Во всех письмах участников Великой Отечественной войны преобладало описание деталей военного быта: устройство жилого помещения, распорядок дня, рацион питания, денежное довольствие, состояние обуви, досуг, нехитрые солдатские развлечения. Затем следовали характеристики боевых товарищей и командиров, взаимоотношений между ними. Нередки были воспоминания о доме, родных и близких, о довоенной жизни, мечты о мирном будущем, о возвращении с войны. Давались описания погодных условий, местности, где приходилось воевать, и собственно боевых действий. Встречались рассуждения о патриотизме, воинском долге, об отношении к службе и должности, но этот "идеологический мотив" был явно вторичен, возникал там и тогда, когда "новостей нет" и "больше писать не о чем". Попадались и высказывания в адрес противника, как правило, иронические или ругательные. Героический аспект войны явно уступал по значимости житейскому.
В Спецсообщении отделения ВЦ 62-й армии в ОО НКВД Сталинградского фронта "О перлюстрации красноармейской почты" за период с 15 июля по 1 августа 1942 года указано, что из 67 380 просмотренных писем 64 392, то есть 95,6%, носят бытовой характер.
В Докладной записке ОО НКВД Сталинградского фронта в Управление ОО НКВД СССР и Политуправление Сталинградского фронта "О настроениях военнослужащих частей Сталинградского фронта, по материалам ВЦ от 4 ноября 1942 года говорится: "Проверкой писем, исходящих от бойцов и командиров частей Сталинградского фронта, установлено, что большая часть писем содержит в себе положительные реагирования по вопросу защиты города Сталинграда и борьбы с немецкими оккупантами… Бойцы передовой линии в письмах своим родным и знакомым делятся своими боевыми подвигами, выражают свою ненависть к немецким захватчикам и стремление бороться с врагом до полного его уничтожения".
Александр Солженицын в свое время удивлялся, как плохо работала военная цензура: несколько месяцев его переписку, где молодые лейтенанты называли Сталина "паханом", видимо, читали очень невнимательно.
Елена Сенявская: Цензура работала на пределе сил, поток писем был огромным. Могли что-то и пропустить, но в целом диапазон настроений анализировали адекватно. Все же был незначительный процент писем, который оценивался военной цензурой как "отрицательный", причем к таковым относились как "провокационные", содержащие "антисоветские высказывания", "упаднические и религиозные" настроения, так и жалобы на плохое питание, вшивость, сообщения о смерти товарищей и т.п. При этом "вредных политических оценок" в письмах было гораздо меньше, чем выражений недовольства по поводу бытовых условий. По сути, цензура оценивала как негативные в подавляющей части просто критические, нередко здравые высказывания относительно положения на фронтах и компетентности командования, отношений с союзниками, плохих условий снабжения и быта, попытки трезво оценить действия и силу противника. Например, те редкие письма, в которых говорилось, что у немцев хорошая авиация или артиллерия, расценивались как "восхваление неприятеля". Некоторые авторы "отрицательных" писем брались "на учет" и "разрабатывались" органами НКВД.
А о чем писали домой немцы?
Елена Сенявская: Доминирующим настроением немецких солдат, в противоположность тому, что внушалось гитлеровской пропагандой, было отнюдь не стремление к подвигам во имя приобретения Рейхом новых пространств на Востоке, а стремление домой, к своей семье, тоска по прошлому, по мирному отлаженному быту, уютному семейному очагу. Вот мнение американского исследователя Томаса А. Кохута и его немецкого коллеги Юргена Ройлекке, изучавших комплекс немецких писем из Сталинграда: "Одной из наиболее бросающихся в глаза особенностей этих солдатских писем Второй мировой войны является отсутствие в них рефлексий по поводу героического военного опыта... Весьма примечательно, как мало содержится в этих письмах описаний боевых действий, как редко выражают солдаты восторг по поводу своих военных переживаний, как откровенно мало гордятся они своими боевыми победами, орденами и повышениями в должности..." Доминанту писем можно определить как "жалобное нытье" по поводу утраченного бытового благополучия мирного времени, несмотря на то, что и в немецкой армии активно работала военная цензура, существование которой авторы писем не могли не учитывать.
Так, например, обер-ефрейтор Герман Вигребе писал брату 29 сентября 1942 года: "У русских тоже снарядов нет и жрать нечего, но та небольшая горстка людей, которая осталась здесь от их многочисленных дивизий, бросается порой вперед, как будто их подгоняют сзади каленым железом… На днях мы отправились в разведку и увидели двух русских. Одного пристрелили, другой убежал, при этом бросив вещевой мешок, в котором оказались сухари и концентрат. Мы его немедленно стали варить, но я не утерпел и съел полусырым… Вообще вы не можете себе представить того, что здесь происходит и порой приходится пережить… На днях пробегали собаки, я стрелял, но та, которую я подстрелил, оказалась очень тощей… По ночам я страдаю от холода и вообще нервы очень напряжены. Вы бы меня не узнали, так я изменился…"
Письмо Вигбере написано в конце сентября, когда до "сталинградского котла" еще очень далеко, исход битвы еще не ясен, и советская армия находится в гораздо худшем положении, чем германская. Однако каждая строчка наполнена жалобами и натуралистическими подробностями "желудочных" проблем.
Существует версия, согласно которой гитлеровское командование предполагало опубликовать с пропагандистскими целями некоторые письма из последних почтовых мешков, вывезенных самолетом из Сталинграда, а именно те, которые отражали бы героическую выдержку солдат в "котле". Однако писем, в которых высказывалось положительное отношение к войне, оказалось ничтожно мало - около 2%, и от планов соответствующей публикации отказались. В дошедших до нас трофейных письмах, хранящихся в Москве, "…отражается глубокое отчаяние, тоска по дому и те условия, когда у человека не остается ничего, кроме самых элементарных потребностей".
А чувствуются ли в письмах из Сталинграда угрызения совести, рефлексия по поводу развязанной Гитлером войны?
Елена Сенявская: Поражает полная неадекватность представлений немецких военнослужащих о своей роли в этой войне. Так, нередки ругательные высказывания в адрес "этой проклятой России" и "диких русских", но практически не встречается мыслей о том, что их, немцев, сюда, в Россию, никто не звал, что они пришли как оккупанты и получили заслуженное возмездие. Чувства вины тоже не прослеживается, есть только жалость к себе, любимым, почему-то (с их точки зрения, незаслуженно и несправедливо) оказавшимся в столь неприглядном положении.
Раскаяние пришло позже?
Елена Сенявская: Одним из важнейших результатов Сталинградской битвы как раз и явилось то, что определенные сдвиги в мироощущении немецких солдат все-таки начались. Вот как описывает воздействие поражения под Сталинградом на настроения немецких солдат ефрейтор А.Оттен: "Часто задаешь себе вопрос: к чему все эти страдания, не сошло ли человечество с ума? Но размышлять об этом не следует, иначе в голову приходят странные мысли, которые не должны были бы появляться у немцев. Но я опасаюсь, что о подобных вещах думают 90% сражающихся в России солдат. Это тяжелое время наложит свой отпечаток на многих, и они вернутся домой с иными взглядами, чем те, которых они придерживались, когда уезжали".
Вильгельм Корн первого января 1943 года пишет: "Могу честно сказать, что в этом году я провел самое грустное Рождество. Меня мучит едва выносимый голод. Дорогой брат, … пожалуйста, выполни мою просьбу, о которой я матери уже писал. Пусть мама высылает мне каждый день по 3 посылочки по 100 грамм с печеньем или сухарями… Если каждый день вы печенье высылать не сможете, то высылайте по несколько ломтей хлеба… Остальные товарищи почти все получают такие посылки".
Морской пехотинец Виктор Барсов писал 8 сентября 1942 года: "Здравствуйте, мои дорогие! Извините за мое вынужденное молчание. Во-первых, был в окружении, во-вторых, ведем жестокие бои - некогда выбрать время для письма, да и бумаги с конвертом не так-то просто достать. Пользуясь кратковременной передышкой, пишу. Я жив, здоров, питаюсь отлично, так как Родина для нас, защитников города Сталинграда, не жалеет ничего, но и мы для Родины готовы всем пожертвовать, вплоть до самой жизни. Сталинград должен быть наш и будет!.. Впрочем, у меня все в порядке, прошу обо мне не беспокоиться. Вот от вас давно уже ничего не получал... Ну, а как дома дела? Как с продуктами? Как учится Нина? Как здоровье папы?.. Мне пришлите свои фотокарточки… Пишите мне почаще и обо всем… Пока до свидания. Целую всех крепко"