Михаил Пиотровский: От музея нельзя ждать "Диснейленда"

 

 

 

	Гендиректор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский на "Деловом завтраке " в "РГ"

 

 

 

 

Как Эрмитаж готовится встретить 250-летний юбилей? Будете делать из этого национальное событие?

Михаил Пиотровский: Само собой. В начале года будет Олимпиада в Сочи, в конце - 250 лет Эрмитажу. Но мы постараемся делать из этого не суперпраздник, а завершить целый ряд проектов. Например, вторую очередь открытого фондохранилища. В хранилище переезжают вещи, которые при этом будут открыто выставляться. Мы завершим реконструкцию восточного крыла Главного штаба, где будет музей ХIХ-ХХI веков. Там будет и Фридрих, и Матисс, и Кабаков. Мы сделаем из Малого Эрмитажа внизу, где были конюшни и манеж, выставочный зал, в котором будет открыт проход на Дворцовую площадь.

Вы однажды упомянули, что музей - это место, где противоречия сглаживаются. Тем не менее сегодня музеи оказываются в центре общественных баталий все чаще. С чем это связано?

Михаил Пиотровский: Думаю, что люди стали понимать, что музеи - великая вещь. Ситуация с Кижами - прекрасный тому пример. Даже если человек один раз туда съездил, он почувствовал, что такое Кижи для людей, живущих там, для всей Карелии и России.

Второе. Музеи оказываются на передовой линии борьбы за культуру. Как минимум - борьбы против ограниченного и примитивного взгляда на вещи. Кто мог представить, что музей Набокова окажется жертвой вандализма? Музей, созданный в доме на Морской, где он жил и где в советское время был Горлит (цензура). Восстановленный с использованием новейших технологий. И он получил бутылку в окно с цитатой из Библии. С одной стороны, вандалы, для которых бутылка в окно - способ высказывания, с другой - культура веков, на которой выросли музеи.

Нет ощущения, что накал страстей вокруг музеев связан и с тем, что происходит отказ от ценностей эпохи Просвещения?

Михаил Пиотровский: Образование ушло в сферу услуг. Вообще вопросы просвещения ушли, и это одна из самых наших главных трагедий. XXI век - безумно сложный, он ставит труднейшие проблемы. Считать, что их можно решить простыми средствами, - большая ошибка. В Давосе выступал Шимон Перес. Он высказал любопытный тезис. Людям, может быть, не надо много работать - три часа в день. Но надо много читать. Чтобы в XXI веке выжить и быть конкурентоспособным, нужно понимать всю сложность мира. Мир становится все сложнее. Нет одного простого ответа на все вопросы. Даже если он выглядит очень заманчивым. Как заметил там же эмир Турки Аль-Фейсал, не стоит представлять демократию как виагру: принял и все сразу изменилось.

Мы становимся очень примитивными: музеи рассматриваются как часть сферы услуг. От нас ждут "Диснейленда". Но смысл музея нельзя свести к отдыху в парке аттракционов. И оценивать его по тем же критериям нелепо. В музей приходят за удовольствием, но это удовольствие просвещенного человека.

В "РГ" был опубликован ваш диалог с епископом Назарием. После этого нас все время спрашивают, так какова же будет судьба серебряного надгробия Александра Невского?

Михаил Пиотровский: Спасибо большое "РГ" за этот разговор. Мой рецепт совершенно ясный. В данном случае делается копия, она освящается и отдается Церкви. Подлинник хранит музей.

За чьи деньги делается копия?

Михаил Пиотровский: За деньги государства. Грабило государство, не музеи же. Музеи такие же пострадавшие, как и Церковь. Государство, точно так же, как Церковь, грабило музеи. Картины продавали на Запад, потому что нужны были деньги на индустрилизацию, на вооружение. А музей спасал все, что мог спасти. Есть длинные списки орденов из коллекции Эрмитажа, которые были отданы для того, чтобы сохранить надгробие Александра. Точно так же в1923-1924 годах ушли в переплавку древние золотые монеты. Не всегда возможно сделать копию. В данном случае возможно.

Пишут, что вы встаете утром и читаете Коран на арабском. Это правда?

Михаил Пиотровский: Не утром. Стараюсь читать, когда сажусь за свой стол.

Или Коран, или рукопись "Молитв за пророка Мухаммеда". Ее подарил мне мэр Амстердама. А ему подарили родители марокканского ребенка, которого убили в Амстердаме. Он прилетел на его похороны в Марокко. И там ему передали этот подлинник рукописи молитв на арабском. Иногда читаю арабские сказки. У меня на столе - "Тысяча и одна ночь" издания XVIII века. Это не мешает мне читать Тору и Евангелие.

У вас есть любимая молитва?

Михаил Пиотровский: Нет. Есть любимое высказывание, оно давно тиражировано: терпение прекрасно.

Вы можете поделиться опытом личного проживания в разных культурах? Европейской и восточной, в частности.

Михаил Пиотровский: Первое, что мы должны усвоить: разница - прекрасна. Непохожесть - прекрасна. Когда кругом непохожие вещи - это замечательно. Любой человек, знающий несколько языков, получает возможность жить в нескольких культурах. Это личностно очень здорово, когда ты можешь ощущать себя органично в иной культурной среде, понимать защитников и ислама, и христианства, жителей Ближнего Востока и русского Севера. Почему, собственно, востоковедение не просто наука, а образ жизни.

С другой стороны, в глобальном сегодняшнем мире мы видим много людей, которые из одной культуры попадают в другую. В Токио вам расскажут об американце, который приехал в Японию и стал знаменитым полицейским. Про вавилонское столпотворение в Гонконге, Сингапуре, Париже, Нью-Йорке я и не говорю. Эта реальность, в том числе и реальность конфликтов, требует понимания чужих культур. И необходимость считаться с ними. А уж как это назвать - уважением, толерантностью или интернационализмом - дело десятое.

Человек в чужой среде порой начинает терять собственную идентичность, но не обретает новую. Он оказывается "чужим" повсюду. Что может быть опорой?

Михаил Пиотровский: Как раз тут и нужна опора на родное культурное наследие. Но, чтобы опираться, его для начала нужно знать. Историю, архитектуру, музыку, политику, литературу. Я люблю цитировать джингоистское выражение: "Моя страна, права она или нет!" Дело не в том, что она всегда права, а в том, что, какая бы она ни была, она все равно моя. С Россией просто - мы должны быть достойны своей великой истории. Да, в ней много трагических страниц, но были и светлые.

Понятно, что есть грань, легко переходимая, между любовью к своему наследию и презрению к чужому. Но, похоже, проблемы начинаются не тогда, когда свое наследие любят и ценят. А тогда, когда люди видят, что им пренебрегают. Ценить свое надо и знать, что это твое, и понимать, что другие культуры не менее своеобразны. Как-то это надо прививать.