В противоестественно траурной тишине клуба, куда обожала бегать на репетиции певунья Лена, и по дороге к кладбищу, и на поминках почти никто никого не ругал, все жалели - ребятишек, несчастную родню и друг друга. Но никуда не исчезнувший главный вопрос - "Как такое стало возможным?" - продолжал будоражить.
- Однозначные оценки давать рано, - устало отрежет начальник следственного отдела СКП по Енисейскому району Евгений Буланцев. - Допросы свидетелей не закончены, технические исследования займут не меньше месяца. К тому же при всей схожести причин, приводящих к подобным ЧП, в этой ситуации немало узлов еще предстоит распутывать - постепенно, кропотливо. Большинство ваших коллег в необдуманной спешке безапелляционно упростили все до дикости: мол, пьяные родители, выпрыгнув в окно, спаслись, а горящих детей бросили. Ничего общего с истиной несправедливое обвинение не имеет и сил безутешной матери не прибавит.
- Кто-кто, а эта семья никаких тревог не вызывала, - поделится собственной болью директор Абалаковской школы Елена Юшкевич. - Жили Головинские, как едва ли не все у нас, скромно. Дмитрий плотничал, загружал, когда удавалось, вагоны. Людмила дома сидела: какие уж тут доходы... Но малышку и погодков своих, дочку и сына, любили трогательно, ничего для них не жалели. Выручала и Ольга, Димина мама. Еще совсем молодая, энергичная, она с гражданским мужем Андреем занимала за стенкой вторую квартиру. Когда у Леночки зрение стало падать, все заначки собрали - повезли ее в Красноярск. Операцию сделали, купили дорогие очки... На любую фотокарточку взгляните: замечательные были детки. Умные, общительные, музыкальные...
- Дима, хоть и безработный, ради семьи калымил где только мог, это правда, - подтвердит председатель сельсовета Алексей Ильин. - Другой мужик добудет копейку - в бутылку. Начнешь укорять - злится: "Пил и пить буду!" А Дмитрий - с детства ж знаю его, - если и позволял себе малость, сразу останавливался.
Абалаково - типичный "памятник" времен освоения таежного севера. "Грандиозные замыслы", "станция в будущее" на новенькой, отпочковавшейся от Транссиба ветке. А полвека спустя - "неперспективный" полустанок посреди "зеленого моря", вдоль и поперек исполосованного проплешинами. Горстка домиков-времянок, в том числе щитовых, насыпных, наспех сооруженных когда-то бригадами шабашников. Кто-то умудрился давно обветшавший фасад припудрить сайдингом, кто-то доской, жестью. Где-то лишь в одной половине свет теплится - вторая пустует или сгорела: угольные пятна средь белых сугробов ничем не прикроешь. Работы практически нет, 70 процентов оставшихся - пенсионеры, так что Ильин, главный здесь начальник и защитник, круглые сутки "на стреме".
Поднятый, как и пожарные, по тревоге в 2.49, помчался на водонапорную башню - предупредить, чтоб машину встретили. Докторшу известил, у которой тревожный чемоданчик всегда наготове. В 3.05 в свете мобильников она уже оказывала первую помощь Людмиле, которая, наконец, перестала метаться и в шоке присела на банный полог. Прибывший первый расчет весь свой напор обрушил на спальню, где были дети, но пламя не захлебнулось, объяло крышу, и минут через десять все двухквартирное строение, старое, сухое, как порох, стремительно превратилось в огромный костер.
Между тем во дворе, на дороге кучами лежали вещи бабушки: мягкий уголок, холодильник, плита... "Не забыли же в этом кошмаре", - невольно подумал Ильин. "Ольга вела себя странно, - заметят позже и психологи отряда пожарной охраны. -То зарыдает, то начинает уверенно руководить распределением скарба. Но у нее ведь вся жизнь прошла в бедности - от этого не избавишься. В каждом психотипе - свои скрытые пружины. Может, просто сработала защитная реакция и рассудок глушил эмоции?.."
Из предположений, обрывочных, противоречивых свидетельств складывалась хроника той ночи. Предшествовавший день был для Ольги и Андрея почти эпохальным. Вчерашние тачковщица и лесоруб завершали на своей половине несбыточный для большинства земляков евроремонт. Оставалось довести до ума натяжной потолок. Второй Ольгин сын, Роман, специально из Красноярска приехал, а с ним и приятель сестры, и еще один друг, и шестнадцатилетний племянник Людмилы Антон. На подмогу. "Моя деревня рядышком, - расскажет потом мама подростка, - но Антоша домой не заскакивал, звякнул только: мол, на денек к тете Оле - и назад, на учебу. Учился - такая вот символика - на монтера противопожарных систем..."
Натрудившись, взрослые отправились париться с пивом. Присоединился и немного выпивший после вагонного калыма Дмитрий. Вскоре, впрочем, пожаловавшись на усталость, он вернется в свою гостиную и заснет. В комнатке за кухней угомонятся и ребятишки. Там же приляжет не покидавшая их весь вечер Людмила.
Ей запомнился вроде бы голос Никиты: "Мам, мы горим!" От простенка, где в розетку подключены были плитка и холодильник, шел едкий дым, занималось и пламя. Она кинулась в кухню, в гостиную, к мужу и, растолкав его, - на веранду. Пыталась дергать тумблеры в счетчике, выворачивать пробки, метнулась обратно, но огонь уже не пустил. В не прикрытую Димой дверь дуло свежестью, которая хуже бензина. Выбежала на улицу, обогнула дом, разбила окошко. Жар, взорванный сквозняком, накрыл с головой. Последнее, что успели схватить обожженные глаза: кто-то, кажется дочка, тянет руки навстречу и падает. Кричала, звала ли? Только-только вернувшаяся из бани компания не слышала. Всполошились, когда лампочки замигали да потянуло паленым. Выглянули во двор - Дима провод на столбе рубит. Сходив спросонья в дощатый туалет, он, похоже, лишь теперь начинал понимать: случилось что-то страшное. Набрали "01", расколотили стекла в гостиной, изрезались...
- Я прибыл в 4.17, - констатирует дознаватель пожнадзора Алексей Фабричкин. - Никто пьяным не выглядел, но все, конечно, находились в состоянии аффекта. Повреждений печи обнаружено не было. Не исключаем пока вероятность поджога, однако, скорее всего, подтвердятся показания Людмилы. По крайней мере, наш со следователем предварительный вывод: очаг связан с проводкой. Почему, обновляя одну половину дома, не коснулись другой? Пока - без комментариев.
- Принципиальный факт, - заострят внимание эксперты. - Старая кухня была оклеена дешевой клеенкой. Сгорая, она выделяет синильную кислоту. Даже нескольких вдохов достаточно, чтобы стать инвалидом.
Вслед за ликвидацией некогда крупного Абалаковского леспромхоза исчез и его пожарный бокс вместе с машиной. Теперь до ближайшего поста в одноименном селе - 12 километров. Матчасть - два маломощных "ЗИЛ-130". Личный состав каждого - боец и шофер, но дежурство несет только одна пара, вторая - в резерве.
- Говорят, первого залпа воды хватило всего на десять минут? - задаю неудобный вопрос начальнику Енисейского гарнизона пожарной безопасности Александру Ермакову. Молчит, чертит в моем блокноте схему, наконец произносит на выдохе:
- Это сильно сказано. Зилок берет 2350 литров, после заполнения двух рукавов на проливку остается два куба. Производительность насоса - 40 литров в секунду. Два ствола в спаленку направили, 58 секунд - и пуста бочка. Опять к башне. Заправка, полтора километра туда, полтора обратно, залп - и все сначала. Пока основная группировка не подошла из Лесосибирска и райцентра, расположенных в 50-60 верстах. По нормативам населенный пункт попадает в зону прикрытия, если пожарным до него в городе 10 минут ходу, в селе - 20. Мы хоть укладываемся, в соседних районах, бывает, и на сотни километров вокруг - ни одной части. А человек, попав в раскаленный, да еще ядовитый капкан, гибнет за считаные мгновения. А чтоб треснувшую печь, гнилую проводку, опасный отделочный материал заранее обнаружить, нужно напроситься на встречу с хозяевами, которым она часто совсем ни к чему. Агитируем, памятки с жуткими цифрами школьникам раздаем с надеждой, что донесут тревогу до родителей. И рейды вместе с полицией, депутатами, несмотря на закон, ограничивший наши полномочия по проверке жилых помещений, правдами-неправдами все равно проводим. Да только многим не то что огнестойкая краска - услуги электрика, печника недоступны...
Боль Ермакова - чувство потомственное. Отец, вернувшись с войны, всю жизнь служил огнеборцем. Внуки его Максим и Николай сейчас - офицеры-пожарные Енисейского гарнизона. Все про это тяжкое дело знает и их отец, брат Александра Васильевича, полковник внутренней службы с 32-летним огненным стажем.
- Что в чрезвычайной ситуации самое страшное? - пояснял мне Сергей Ермаков, сменивший погоны на еще более хлопотную должность главы дотационного района. - Когда возникает угроза для жизни, не только на адекватные действия - элементарно осознать происходящее способен далеко не каждый. Помню случай: человек, проснувшись в кольце пламени, схватил веник и начал пол подметать. Другой, кстати, мой подчиненный, командир пожарного отделения, совершенно не помнил, как выбирался из вспыхнувшего ночью барака, как перебегал трассу и прибрежный лесок. Пришел в себя - у ног Енисей плещется, в руках почему-то купленная недавно бензопила. Тут только обожгло: "Да ведь жена с малышами дома остались!" Слава богу, успел вернуться, вытащить их. Одиннадцать человек тогда погибли... А минувшим декабрем в центре Енисейска из полыхавшей на втором этаже квартиры супруги двоих детей умудрились в снег сбросить, сами выкарабкались, и все живы-здоровы! Совершенно по-разному ведут себя и погорельцы, не отошедшие еще от пережитого. Старшая Головинская была у меня на днях вместе с родней. Плачет. Но тут же меняется в лице: "Я не бомжиха, моя квартира была как игрушка, в худшую не пойду и в Абалаково жить не могу, не буду!" Тон, наверное, должен был резануть. Но забыть, ЧТО у женщины сейчас на душе, разве можно? Там, конечно, куча бюрократических преград возникнет. Людмила с Дмитрием не расписаны. Как и Ольга с Андреем, который к тому же зарегистрирован по другому адресу: на той же улице имеет жилплощадь. Будем разбираться, придумывать что-то, с другими поселениями договариваться, где вообще-то своя, независимая от нас власть. По линии соцзащиты при наличии оснований каждый получит шесть тысяч рублей из районного бюджета и двенадцать - из краевого. Тысяч по 100 на семью из резервного фонда выделим. И Таню, дочку Людмилы от первого брака (она на учителя рисования учится в нашем педколледже), поддержим - не сомневайтесь. Нельзя, нельзя в такие моменты с людьми по-казенному.
...На вторые сутки после случившегося, когда Ольга с сыновьями и невесткой уехали в райцентр кровь сдавать для Людмилы, которую все-таки пришлось срочно транспортировать вертолетом в Красноярский ожоговый центр, мы стояли с Андреем на пепелище. Две черных от горя собачонки, так и не покинувшие развалин, дрожа от мороза, время от времени вглядывались в небо, словно искали любимых маленьких хозяев. Туда же в ожидании сигнала продолжала смотреть и закопченная телетарелка.
- Нам ведь с Олей по 47, здесь и в одном классе учились, - стал он вдруг вспоминать. - Жизнь раскидала, да вот свела. Пахали на лесосеке. Она не замужем, я холостой. Ну и заспешили наверстывать счастье. Четыре года обустройства - прахом. Хотя о чем я?! Ребят не вернуть - вот что непоправимо. А так-то вся округа рвется помочь...
В тот же день в райадминистрацию позвонили абалаковские мужики, взявшиеся изготовить кресты, гробы и вырыть могилки: "Там от вас договор подвезти обещались? Не надо ни договора, ни денег. Что ж мы - не люди?.."
Сводки бытовых пожаров, продолжающих, как и дорожные катастрофы, уносить детские жизни, не уступают фронтовым.
2012-й. "Подмосковье. Семеро детей сгорели в щитовом строении вместе с беременной мамой и отцом". "Село Коренево, Курская область. В доме матери-одиночки, где за неуплату отключено электричество, заснув при свечах, сгорели двое младенцев".
"В Свердловской области пятерым объятым пламенем малышам не исполнилось и семи". "В Пермском крае в позапрошлом году жертвами пожаров стали шесть малолетних. В прошлом - двадцать шесть".
2013-й. Уже в январе три сестренки сгорели в селе Юшково Челябинской области, три ребенка - в Норильске. Гибель четверых детей в поселке Абалаково Красноярского края - на глазах девяти взрослых! - вновь заставила ужаснуться. И в который раз задуматься - о качестве и цене человеческой жизни, о сбережении народа.