Александр Зыков: Знаете, с великим артистом Федором Шаляпиным случилась однажды поучительная история. Гениальный певец был сложным человеком. Когда в Америке появился очень интересный исполнитель, обладатель шикарного баса, у Шаляпина, как раз вернувшегося из-за океана с гастролей, спросили мнение: как, мол, американец-то? Ну разве это певец, поморщился Федор Иванович, ну что вы… И вот американец приезжает с гастролями в "Ильинку" - Шаляпин нанимает специальных клакеров и раздает им гнилые помидоры. Заокеанский бас выходит на сцену, а публика свистит, шумит, безобразничает. Потом, наконец, успокоились, начали слушать и вскоре стали горячо аплодировать. Артист после спектакля спросил своего антрепренера: "Почему меня так встретили?". Антрепренер отмахнулся: "Да Шаляпин просто ревнует". Спустя какое-то время уже Шаляпин поехал в "Метрополитен опера". Его соперника спросили: "А что, мистер Шаляпин действительно легенда сцены?" - "Даже больше! - вскричал американец. - Когда он выходит на сцену, свечи в люстрах гаснут!". Первый спектакль у Федора Ивановича провалился - зрители так и не дождались, когда погаснут свечи.
Предвосхищать всегда очень опасно. Я перед каждой премьерой впадаю в панику: "Все, это провал!". Про меня в театре так и говорят: "Катастрофа идет". "Чума…" не относится к тем спектаклям, которые обречены на успех. Год назад я поставил в Новосибирске "Поминальную молитву" с гастролером из Санкт-Петербурга Семеном Фурманом. Вот "Поминальная молитва" обречена на успех. У нас, кстати, есть и свой исполнитель главной роли - Сергей Новиков, который играет Тевье по-другому, но ничуть не хуже Фурмана.
Вы уже ставили "Чуму…" в 1997 году в Норильском Заполярном театре драмы.
Александр Зыков: И обратил внимание на то, что сейчас пьеса воспринимается иначе. Она стала глубже. Раньше там, конечно, тоже хватало аллюзий, но все равно пьеса была более забавной. Сегодня стали выпирать аллюзии по поводу власти, государства, темы "Разделяй и властвуй". Так показалось не только мне. Ника Велегжанинова, наша художница по костюмам в этом спектакле, которая приехала из Санкт-Петербурга, призналась: "Я считала, что давно и хорошо знаю эту пьесу. А сейчас ее страшно читать - неужели мы все такие мерзавцы?". У Станислава Ежи Леца есть такой афоризм: "Лицо врага пугает меня, когда я вижу, как оно похоже на мое собственное". Мудрость на века.
Из-за чего тянется бесконечная вражда между кланами Монтекки и Капулетти? Непонятно. В этой пьесе много "почему". Почему мы так ненавидим друг друга? Почему не хотим понимать других людей? Почему мы не умеем прощать? Почему многие наши важные праздники для многих превратились в пустую формальность?
И почему мы скатываемся в средневековые невежество, мракобесие и жестокость? На прошлой неделе директор Эрмитажа Михаил Пиотровский в "Российской газете" заметил: "Кадры гибели Муамара Каддафи, бессчетное число раз показанные телеканалами всего мира, если что и доказывают, то именно то, что мы гораздо ближе к Средневековью, чем думаем".
Александр Зыков: Да! Еще и поэтому пьеса Горина воспринимается с нарастающим страхом. Я предложил Нике Велегжаниновой следующий ход: начинать артистам играть в своих костюмах, а потом поверх надевать костюмы из органзы - прозрачного материала. Они будут напоминать далекую эпоху Ромео и Джульетты, но при контровом свете сквозь органзу проступают современные одежды: джинсы, лосины, свитера… Мы мало изменились со времен Шекспира. Монтекки и Капулетти родом, казалось бы, из эпохи Возрождения, однако на самом деле мы с героями пребываем в Средневековье. Если будет все нормально, то сразу после постановки "Чумы…" мы с актерами театра драмы возьмемся за пьесу, в которой откат человека в средние века прослеживается очень четко. Уже эскизы спектакля приготовлены. Но не будем забегать вперед.
Помимо художника из Питера над спектаклем работает еще и приглашенный балетмейстер. Почему вы остановили свой выбор на Марине Штаркер?
Александр Зыков: Есть объективные и субъективные причины. Конечно, я больше всего сотрудничаю с балетмейстером Николаем Реутовым. Но иногда помощников нужно менять, тем более, что Реутов будет сейчас делать новый спектакль в Новосибирске. Плюс ко всему есть танцы женские и танцы мужские. В "Чуме…" они все-таки женские, немножко манерные, картинные. Николай, конечно, умеет и такие ставить, но его подлинная стихия - это более жесткий материал, где он может сделать уникальный ритм.
Марина основательно поработала за границей, в достаточно известном балете Израиля, объездила с ним полмира. Вообще, кто такой балетмейстер? Это носитель накопленных знаний. С израильским балетом работали балетмейстеры мировой величины, и этот опыт у Марины остался в голове, ногах и руках. У меня не было сомнений, когда мы договаривались о совместной работе. Штаркер, конечно, не так опытна, как Реутов, но она должна справиться. Для меня главное, чтобы Марина максимально использовала те особенности актеров, которыми они обладают. Есть такой балетмейстер, Олег Глушков, который работал балетмейстером в картине "Стиляги". У него знаете, какой принцип? Глушков видит, что артист не очень складный, и он эту нескладность не прячет, не заставляет "сделать красиво", а только чуть-чуть поворачивает в нужную сторону. Мне в "Чуме…" балет не нужен.
Марина Штаркер, как и Александр Зыков, тоже осторожна в прогнозах на будущее спектакля. Хотя и говорит, что актеры, с которыми она работает в Барнауле, с точки зрения балетмейстера, находятся в хорошей форме.
Марина Штаркер: Я познакомилась с Александром Марковичем, когда он в Красноярске ставил "Зойкину квартиру". Мы, артистки балета, танцевали, играли небольшие роли и даже пели. Такой вот авантюрный вариант!
Запоминающееся знакомство. А чем вас пьеса Горина вдохновляет?
Марина Штаркер: Чем хороши пьесы Горина? От смешного до грустного - даже не один шаг, а и того меньше. Их можно слушать и открывать что-то новое на каждой репетиции. Бывают пьесы, которые быстро набивают оскомину, и текст потом воспринимаешь как радио, которое висит на стене, чего-то там бубнят, но это не более, чем фон. Горин по-прежнему нам очень близок и актуален.
Под какую музыку артисты будут жить на сцене?
Марина Штаркер: Прокофьев в современной аранжировке. Выбраны, кстати, очень известные его вещи, которые у людей на слуху. Эти мелодии будут в достаточно неожиданных вариациях.
Александр Зыков уверен, что вам поможет опыт работы за границей под руководством очень известных мастеров.
Марина Штаркер: Тут надо отметить, что я работала не в драматической сфере, а в чисто классическом балете. Поразило то, как очень ясно и конкретно там все происходит. Человек приехал ставить спектакль и никого не интересует, нравится или не нравится вам, как он работает, в какой манере. Чтоб ни гу-гу! Режиссер делает свою работу, а мы свою. Все максимально заточены на результат. На Западе все жестче, чем у нас.
Я попала в Израиль в период перестройки. Как и все, думала: вот, еду туда, где настоящая демократия. Но быстро поняла свои заблуждения. Все русские, кстати, на первых порах дергались, кипятились, пытались что-то доказывать, но потом уяснили: демократия заканчивается, как только начинается работа, жесткая и последовательная. И вы знаете, когда я вернулась домой, то стала другой. Есть работа, которую я должна сделать. Несмотря ни на что.