Поделиться
Одного - шестидесятника, автора знаковых для оттепели картин "Наши будни", "Геологи", в которых "суровый стиль" новой живописи уходил от лучезарного оптимизма и тяжеловесной парадности соцреализма. Тот Никонов явно искал обновления языка в художественном опыте 1920-1930-х годов. Идет ли речь о динамических (почти киношных) ракурсах, крупном плане и прозрачных отсылках к раннему Дейнеке в "Наших буднях", или, напротив, напоминании в "Геологах" о восточных пейзажах Павла Кузнецова. Написанные в 1962-м и показанные на печально знаменитой выставке в "Манеже", "Геологи" были приняты с подозрением. В них углядели библейские мотивы, отсутствие героического начала и бог знает что еще.
Другого - нашего современника, маститого академика, чья живопись экспрессивна, часто - мрачна, брутальна ("Разделка туши", 1981) временами - граничит с абстракцией...
Но потом обнаруживаешь, что гораздо важнее не лобовое столкновение "тогда" и "теперь", а наоборот - их соединение. Это соединение может выглядеть полемическим. Дескать, "тогда" - крамольными казались мотивы из Кузнецова, художников "Голубой розы" или "Четырех искусств", а "теперь" - крамолы нет, но живопись не в "моде". Фронда левого МОСХа давно потеснена резкими, как "Нате!", высказываниями нонконформистов, не говоря о пришедших им на смену акционистам и открывателям новых медиальных технологий. Но нет, пожалуй, камерная выставка, которую "Ковчег" делал вместе с музеем-усадьбой "Абрамцево", такого рода спор не имеет в виду. Скорее, перед нами попытка увидеть неожиданность поиска художника. Похоже, перед нами история о том, как живопись оказалась местом встречи - человека и мира.
Собственно, это сюжет практически всех работ Никонова. И тех, где, как в этюдах, написанных в Средней Азии в 1970-е, этот мир предстает гармоничным, устойчивым, надежным. И там, где, как в жесткой, брутальной работе "Разделка туши" (1981), человек выглядит дикой, агрессивной силой, гораздо более страшной, чем "дикая" природа. И там, где, как в "Пейзаже с космонавтом" (1984), где и космос, и земля оказываются обитаемыми... В результате привычное противопоставление земли и неба становится абсурдным, почти гротесково-наивным. При этом герои двух миров: космонавт, плывущий на орбите, и пастух, задрав голову, рассматривающий звездное небо, не видят друг друга...
Никонов, как мне кажется, гораздо ближе к символизму художников "Голубой розы", чем к экспрессионизму. Достаточно взглянуть на его "Розовое дерево" (1992), которое висит горячим облаком над землей, а ветви проступают как древние письмена. Одно из самых сильных впечатлений от выставки - "Распутица" (2005). Внизу - расплывшаяся, растекающаяся коричневая земля, на которой слегка проступают абрисы строений, забора... Вверху - сияние, переливы неба. И кажется, что нет ничего более противоположного, чем эта грязная, тяжелая, бесформенная масса внизу и воздушная громада, легкая и радостная, наверху. Речь не о привычном контрасте высокого/низкого, земли/неба, а о природной, очень чувственной мистерии пробуждения жизни. Распутица тут - преддверие торжества весны, мощного пробуждения. Если бы не название, этот холст вполне можно было принять за метафизическую абстракцию - в духе Вейсберга или Ротко. Но нет, есть название "Распутица", и Павла Никонова причислили поэтому к "деревенщикам". А он, похоже, чистой воды метафизик, уходящий от прямоты метафор и возвышенного пафоса. Почти так, как уходил когда-то от приторной сладости соцреализма.