Поделиться
Результата, увы, не добился и обратился с открытым письмом в высшие эшелоны власти страны. О причинах, подтолкнувших его к такому шагу, бизнесмен Котельников рассказал журналистам.
Станислав Рудольфович! Вы считаете, что ваш случай - уникальный и разбираться в ситуации должен лично глава государства?
Станислав Котельников: Мой случай - не уникальный, а совершенно типичный для наших условий. И, к большому сожалению, нас слишком много таких, кто давно понял: у тебя могут отнять все, и ни закон, ни суд, ни правоохранители не помогут тебе восстановить справедливость. В этом одна из причин моего обращения в высшие эшелоны власти. Мне кажется, что глава государства, за которого мы голосовали, обязательно должен услышать голос простого предпринимателя, который не бежит в Лондон или Тель-Авив, а хочет работать у себя в стране, для страны и по закону.
Когда начались ваши злоключения и что стало их первопричиной?
Станислав Котельников: Более 10 лет назад я работал в компании "Транснефть". Далеко не все устраивало меня в работе компании, что подвигло меня написать в соответствующие инстанции заявление о правонарушениях в ходе строительства Балтийской трубопроводной системы. Официального ответа на свое заявление я тогда не получил, что, в общем, меня не очень и удивило. Но какие-то шестеренки в правоохранительной системе завертелись, и, видимо, в качестве "компенсации" против меня вдруг были возбуждены два уголовных дела. Интересно, что с той поры эти дела то закрываются, то вновь реанимируются. И это, как я успел заметить, происходит в зависимости от моей активности.
Кому-то ваша работа и сегодня не дает покоя?
Станислав Котельников: Честно говоря, я уже устал перечислять имена и фамилии фигурантов сложившейся ситуации. Но для меня совершенно очевидно, что весьма и весьма высокопоставленные представители правоохранительных органов действуют против меня в интересах господина Дегтярева, моего бывшего партнера по бизнесу. Когда-то он был моим партнером по работе в Волго-Вятской строительной компании (ВВСК). Мы с ним, мягко говоря, полярно разошлись в оценках нашего бизнеса. Результатом этого "расхождения" стало ни много ни мало уголовное дело. О ситуации вокруг Волго-Вятской строительной компании писали федеральные СМИ. Что касается самого уголовного дела, то, напомню, речь шла о сумме примерно в 1,5 миллиарда (!) рублей. Так что было достаточно моего заявления, чтобы в отношении Дегтярева сразу завели дело. Только просуществовало оно рекордно малый срок для нашей правоохранительной системы - всего 9 дней.
Странно, но сразу после этого представители нижегородской прокуратуры и МВД вспомнили и о тех двух делах против меня. Своего рода намек или сигнал мне: не забывай, и против тебя найдутся аргументы.
Вы в прессе называете сложившуюся ситуацию "кривосудием, основанном на коррупции"...
Станислав Котельников: А как иначе я могу охарактеризовать то, что происходит сегодня вокруг истории с покупкой моим отцом Рудольфом Котельниковым фирмы "Финиста"?! Перед этой фирмой у ООО "ВВСК" времен Дегтярева остается реальная задолженность за покупку векселей на колоссальную сумму! (В прессе фигурировала цифра 878 млн рублей. - Ред.) Вполне серьезные деньги, и бросаться ими никто не собирается. Почему их не возвращают? Почему игнорируется закон? Кто и когда накажет виновных? Ответов на эти вопросы нет.
А ведь цифры взяты не с потолка и проследить историю задолженности не так уж и сложно. Кстати, суд первой инстанции все подтвердил. Но как только появился неугодный Дегтяреву вердикт, сразу же начались чудеса.
Сейчас у моей семьи пытаются отобрать недвижимость, которая принадлежит нам на законных основаниях. В прошлом году ООО "ВВСК" направило в Нижегородский районный суд и Арбитражный суд Нижегородской области заявление с требованием признать незаконными ряд договоров долевого участия на квартиры, офисные помещения и парковки по адресу ул. Минина, 10В, так как они не прошли регистрацию в ФРС. В феврале 2013 года Арбитражный суд Нижегородской области отказался удовлетворить исковые требования ВВСК, так как строительство велось до вступления в силу ФЗ 214, а стало быть, регистрация договоров не требовалась. Казалось бы, жильцам дома N 10В по ул. Минина уже не стоило беспокоиться... Как вдруг 1 марта 2013 года Нижегородский районный суд вынес абсолютно противоположное решение, признав договора долевого участия в строительстве жилого дома незаключенными ввиду отсутствия государственной регистрации.
Совершенно непонятно, как при наличии одинаковых доказательств и обстоятельств дела суды вынесли противоположные решения?
Или другой пример - помещения в Нижнем Новгороде, расположенные по адресу Славянская-Тверская, 35. Договора долевого участия собственник Рудольф Николаевич Котельников зарегистрировал в ФРС, так как дом строился уже после вступления в силу ФЗ 214. Предварительный договор о расторжении с возвратом суммы в 20 тысяч рублей за кв. метр вместо 80 тысяч по рыночной цене мой отец регистрировать в ФРС не стал. Суд первой инстанции согласился - договор о расторжении не заключен, так как не зарегистрирован в ФРС согласно ФЗ 214. Однако областной суд вынес другое решение: договор расторгнуть, собственность отобрать.
Кроме того, для подкрепления своей позиции оппоненты возбудили 22 марта два уголовных дела - на моего отца, у которого были заключены договора долевого участия по недвижимости на Славянской-Тверской, 35, и сына, у которого была зарегистрирована собственность по адресу ул. Минина, 10В. И снова происходит удивительное. Через 12 дней вышеупомянутый начальник ГСУ ГУ МВД по Нижегородской области А. Пильганов отменяет дела как незаконные. Согласитесь, странно... Хочется докопаться до истины. 8 апреля мы подали заявление в правоохранительные органы по этим эпизодам, надеясь на полное и объективное расследование всех обстоятельств дела. А иначе как можно серьезно относиться к судебной системе, которая предлагает такие спорные вердикты!
Повторяю: я не олигарх, не бандит и не умею решать проблемы в обход закона, и мои гражданские возможности почти исчерпаны. Я теряю бизнес, веру и терпение. Но мне не хочется, чтобы мое обращение к главе государства считали жестом отчаяния. Это не отчаяние, а надежда. Последняя надежда.