Чем громче стучат годы, тем чаще вспоминается детство. В памяти всплывают настолько выпуклые, яркие детали, что диву даешься. Мое детство это - Сиверская, пригород Петербурга, где мы проводили каждое лето. Домашние спектакли, где я танцевала. Нашим соседом и моим крестным был великий художник Кузьма Сергеевич Петров-Водкин, однажды он сказал моей маме: "Кума, я хочу Тату порисовать…". Мама на меня надела платьице, папа сунул в руки куклу, и я пошла на веранду к крестному. Было сеансов пять работы. Мне, крайне неусидчивому ребенку, это далось очень непросто. Вот так и получился портрет "Девочка с куклой". С ним была одна забавная история. Мы как-то с отцом пошли на выставку Кузьмы Сергеевича, видим этот портрет, который был подписан "Дочь рыбака". Папа мой очень удивился, ходил к администрации выставочного зала, объяснял, что это его дочь, а не рыбацкая.
Каков мой Петров-Водкин? Очень сдержанный человек. Очень! Неулыбчивый, неоткрытый! Про таких говорят - человек в себе. Запомнила его глаза - очень внимательные, всепроникающие. Но если кого любил, то любил во всем. Мы часто ездили на Кировский проспект к ним в гости, однажды он мне говорит: "Тата, в правом ящике моего стола под книжкой для тебя что-то лежит. Иди, возьми". Я пошла, там лежала красная тридцатирублевка. Это были очень большие деньги по тем временам.
В последнее предвоенное лето мы давали на даче концерт, кто пел, кто читал стихи, а я, конечно, танцевала. Страсть к танцу у меня с самого рождения. После того концерта Кузьма Сергеевич подошел к маме и сказал: "Кума, а Тату надо отдать в хореографическое училище". Это и определило мою дальнейшую судьбу, получается, он крестил меня не только в церкви, но и на творческую жизнь. И мы пошли поступать в Ленинградское хореографическое училище. Отбор шел колоссальный, и для меня было полной неожиданностью увидеть свою фамилию в списке принятых.
Почему с балетом не сложилось? Думаю, что главная причина - это война. Война и балет - несовместимые вещи. Мы занимались в ледяных залах, держась за лавки. Наше училище эвакуировали на Урал, холод, постоянное чувство голода, никакой обуви, всегда промокшие ноги. Глухая уральская деревня Нижняя-Курья - и вот туда приезжает знаменитое на весь мир балетное училище. Знаете, без слез не могу вспоминать, как приходили мы утром на занятия, а в парте лежала отварная картофелина, луковица или еще что- нибудь съедобное. Это нас так местные подкармливали! Я как-то в парте оставила записку со словами благодарности. Спустя десятилетия, будучи уже известной артисткой, я приехала в то село с концертом. Волновалась жутко. Вдруг на сцену выходит женщина и протягивает ту мою записку, на которой бледными чернилами написаны мои благодарности... Я чуть сознание не потеряла…
Помню, когда уезжали в эвакуацию, то никто не думал, что все будет так долго и так трагично. Ну, несколько месяцев повоюем и победим. Такие настроения были в обществе. Мы же жили восемнадцать человек в одной комнате, спасали только дружба и сплоченность, на топчанах спали, на матрасах, набитых сеном. Форсили в кофточках из фитилей. Что это такое? В ближайшей лавке покупали фитили для ламп, распускали их на ниточки, а из этих ниточек вязали кофточки. Беленькие. Вот в этих кофточках 7 ноября 1942 года мы поехали на праздничный концерт в Пермь, там выступали Уланова и Вечеслова. Назад нас везли на старом пароходике, и неожиданно девчонки мне говорят: "Тань, там твои знакомые едут, они из Ленинграда…".
Я не могла поверить своим глазам, когда увидела отца. Он меня сразу же предупредил: "Не пугайся, мама сильно изменилась..." Когда я увидела маму, то первое, что она мне сказала, даже не поздоровавшись: "Таточка, у тебя нет хлебушка?".. Это был шок. Мы оказались на одном теплоходе: я возвращалась в училище, а родители ехали в ссылку…
Балет на всю жизнь научил меня безукоризненно носить платья. Сегодня ведь не так часто можно встретить женщину, на которой бы сидело платье. Чаще они висят, или в них целиком не влезают…Часто вижу девчонок в юбках, из-под которых так и видна их джинсовая культура.
У меня были дивные учителя. Мой первый педагог по балету - мама легендарной балерины Татьяны Вечесловой, Евгения Петровна. А выпускала меня Мария Федоровна Романова, мама Галины Улановой. Кстати, она была добрейшей души человек. Чего не скажешь о Вагановой. Ее боялись, как огня. "Груша идет!" - испуганно неслось по училищу, все просто тряслись.
Когда училище вернулось из эвакуации в Ленинград, то у меня уже сил не было на балет. Часто голова кружилась. И еще я лентяйка, а балет - это труд. Адов труд. Профессия-то кровавая.
По возвращении в Ленинград в свою квартиру я зайти не смогла: там уже была густонаселенная коммуналка, всю нашу мебель продали.
У нас была потрясающая мебель из карельской березы. Инкрустированная. Однажды, уже будучи актрисой, я в комиссионке увидела наш высокий шкаф с зеркалом. Дивной красоты!..
На всю жизнь я запомнила двадцать третье отделение милиции на Таврической площади. Нас с мамой туда вызвали. На дворе стоял уже 1948 год. Капитан Федоров, никогда не забуду эту фамилию… Он смотрит на нас и говорит: "Ну что, дорогие мои, вам придется уехать из Ленинграда к папе.." Дескать, есть предписание, всех немцев нужно выселить.
Долгая история, как я через писателя Николая Эрдмана добралась до энкэвэдэшного генерала Леонтьева. Позвонила ему, представилась артисткой балета. Он обалдел, но велел зайти. Принял меня на Лубянке, как сейчас вижу его огромный кабинет, роскошный ковер на полу. Я дрожала, как осиновый лист. Он мне говорит: "Ну, я слушаю Вас, артистка балета". Я ему выложила свою беду. Он взял мой паспорт и увидел перечеркнутую прописку. Выдохнул: "Уже перечеркнули..."
Велел позвонить через неделю, звоню, он берет трубку и говорит: "Вы танцуете, танцуйте дальше. А маме придется Ленинград покинуть…"
Легко это сейчас рассказывать, но то, что мы пережили - не дай Бог.
Почему я отчество свое поменяла? Была Людвиговна, стала Львовна… Отца моего часто называли Львом, и когда пришло время получать паспорт, мама посоветовала взять отчество Львовна. Я совету вняла. Время было такое. Вы понимаете меня?
Я была плотью своего времени. Верила, что Сталин хороший, а над народом издеваются местные князьки. Когда Сталин умер, я плакала от горя. Хотя мой отец в это время все еще сидел. Отец сидел только за то, что он немец, а я слезы лила по Сталину. Вот такие мы были…
Злости никогда не было на эту страну. Брат погиб на фронте, отца арестовали, квартиру отобрали. Ну что ж, так с миллионами обходились. Когда отца реабилитировали, мне предложили единовременную выплату: девять рублей пятьдесят восемь копеек. Я отказалась.
Через много-много лет мне довелось познакомиться с делом моего отца. На папке моего отца стояло имя Леонид. Какая небрежность! Даже имя перепутали… Вина его была только в том, что он немец по национальности.
Вертинский. Он навсегда остался зарубкой на моем сердце. Я попала на его концерт в Ленинграде, и это было потрясение. Пел он строго по программе, зал неистовствовал и умолял его спеть что-то другое, но он был непреклонен. Думаю, что он права не имел отступать от утвержденной и идеологически выверенной программы. После концерта меня подвели к нему и представили, как молодую киноактрису. Он посмотрел на меня и, картавя, сказал: "Гаубчик, с такой внешностью конечно надо сниматься". Потом добавил "Гаубчик, сейчас снимается картина "Княжна Мэри", и роль Веры только Ваша. Немедленно давайте свою фотографию".
Все закончилось тем, что я снялась в этой роли. Так что Вертинского смело могу называть своим продюсером.
Вообще актерское ремесло очень конкурентное. Эти бесконечные кинопробы, постоянно тебя трясучка одолевает: пройду или не пройду. Зархи, Хейфец, Эрмлер, Траурберг - они сидели в худсоветах и выносили свой вердикт.
Конечно, внешность моя сыграла свою роль в моей киножизни. Сначала благодаря внешности заметили, а потом из-за нее же ролей не давали. Я ведь не вписывалась в стройный ряд советских героинь. Ну, какая из меня колхозница, комсомолка, передовик производства?! Я пыталась даже платок носить, поглубже его покрывала. Но где я, а где платок?..
Главная моя картина, конечно, "Разные судьбы", хотя судьба у нее была непростая, ее не сразу принял зритель. Режиссера ругали за мелкотемье, какой любовный треугольник может быть у советских людей? Вздор! Такого быть не может...
Вначале у фильма было название "Знакомые судьбы", но тогдашний министр культуры Екатерина Фурцева возмутилась: "Что значит знакомые?.. У нас что, все девушки такие? Нет, пусть уж лучше будут разные судьбы". Ей никто возражать не смел.
Меня народ не любил за эту роль, моя героиня этакая советская стерва, вамп, хищница. И наивный зритель меня отождествлял с моей героиней. Помню, премьера картины была в МГУ. После показа студенты на меня просто накинулись. "Как вы могли так поступать?!" Меня готовы были растерзать. И кто? Не колхозники из отдаленной деревни, а студенты главного университета страны.
Еле их успокоили, объяснили что я и моя экранная героиня - это действительно разные судьбы. Письма после той картины мне приходили просто мешками. Я их до сих пор выбросить не могу. Письма разные - от крайне ругательных до похвальных, но все они дороги мне. В них меня обзывали, признавались в любви, просили денег в долг, девушки мечтали сниматься. Но чтобы роль была не такая…
Мужское внимание?.. Конечно, было! Но от меня все это отлетало, порой обидно было, что меня воспринимали, как некое экранное божество. А я такой же человек, как и все. Это и по сей день сохранилось. Многие меня воспринимают как что-то инопланетное. Так и не могу понять, почему.
Вообще, за долгую жизнь спина моя холодка много чувствовала. Но это актерский мир и с ним ничего не поделаешь. Вот ей повезло, а мне нет. А я вся такая-растакая…
Причина моей приличной физической формы лишь в одном - в востребованности. Как только актер становится невостребованным, он гаснет, умирает. Я очень боюсь невостебованности. В первую, и в последнюю очередь я артистка. А так - никакой гимнастики, никакой диеты. Тут сошлись гены и балет. Хотя с годами характер портится, жизнь давит на нас своим грузом. Но я стараюсь не прогибаться под этой тяжестью.
Пример актерского счастья? Я играла Роксану, восемнадцатилетнюю героиню в спектакле "Сирано де Бержерак", даже когда мне уже было за пятьдесят. Можно было играть и дальше, зритель принимал великолепно и верил безоглядно, но сама приняла решение расстаться с этой ролью. Кстати, спектакль этот я сыграла 604 раза.
Вообще жизнь жесткая штука, у нас в театре шла пьеса "Трехгрошовая опера". Ах, как я хотела сыграть Дженни. Подошла к режиссеру, заикнулась об этом. Он посмотрел на меня и сказал: "Таня, играют лучшие.." Слова обожгли, как пощечина. В жизни все было. Подушка была мокрой от слез и не раз. И на сцене плачу. На технике, на штампах никогда не пытаюсь вылезти. Только сердцем, только на разрыв аорты. Для чего артист работает? Крики браво из зала дороже гонорара. Дороже!
Я никогда не произнесу мат со сцены или в кадре. Никогда! Бывало такое по сценарию, но эти сценарии не для меня. Если молодые люди услышат мат в театре или с экрана, то почему им нельзя? Вот оно, взрослое ханжество.
Я до сих пор не наигралась. Еще хочу играть. Когда выходишь на сцену - это особое ощущение. У меня до сих пор холодные руки и трясучка перед каждым выходом на сцену. До первой реплики. Потом все проходит. Вообще актерская природа - уникальное явление. Так до конца и неразгаданное. Партнер имеет колоссальное значение. Если отдачи нет, если петелька с крючочком не совпали, то очень трудно. Пример? Дмитрий Дюжев - очень тяжелый партнер. С ним непросто было в "Вербном воскресенье". Только я. И точка. Глаз пустой и нос холодный. Не достучаться.
Самое страшное, это когда нет никаких предложений. Когда в театре на доске распределения ролей нет ничего, то тоже больно. Очень больно. Я спасалась от этого тем, что стала писать книги. Раскопала свое генеалогическое древо с 1570 года. Стихи стали писаться. До сих пор не могу понять природу стиха, он идет или не идет.
Могу сказать, что счастливая мать, у меня хорошая дочь. Правда, видимся очень редко, к сожалению. Мы с ней из разного мира, она человек бизнеса и почти без сантиментов.
Звали ли меня в Москву? И не раз, но это не мой город. Москвичи хваткие, деловые. А мы, ленинградцы, тихие, интеллигентные, все ждем, когда нас пригласят. Бывает, что не приглашают. Но я все равно жду.
Досье "РГ"
Пилецкая Татьяна Львовна, в девичестве (Урлауб) родилась в Ленинграде. Закончила Ленинградское хореографическое училище имени А. Вагановой в 1945 году. С 1962 года и по настоящее время актриса ленинградского театра имени Ленинского комсомола, ныне театр "Балтийский дом".
Снялась в 42 фильмах. Народная артистка России.