Понимаю, что вы устали отвечать на этот вопрос. И все же: почему немцы? Эбергард, Хериберт, Фриц... Роман-то о нас, о нашей жизни... В России традиционно считали, что все беды от немцев. И Романовым, которые неизменно брали в жены немок, это регулярно инкриминировали...
Александр Терехов: Можно сказать, что вы отчасти угадали. Я писал "Немцев" три года назад и с удовольствием отделился от этой работы, забыл - теперь ее дописывают и придают окончательный смысл читатели. И я считаю, что читатели всегда правы. Нет неправильно понятых книг. Так же, как нет несправедливо незамеченных или переоцененных. И если с "немцами" в романе что-то непонятно, то это мое упущение и слабость, я не собираюсь хмуриться и шептать: "Здесь - тайна!"
Был ли у вас какой-то опыт работы в мэрии, префектуре, управе - или это журналистское расследование о коррупции, облеченное в романную форму?
Александр Терехов: Я благодарен критикам и читателям, решившим: "это он про себя", я и сам больше всего люблю книги, напрямую, без вымысла передающие личный опыт. На мой вкус, роман о том, как автор собирает грибы или преподает в средней школе намного интересней романа, в котором герой борется с вурдалаками на Оранжевой планете. Но "Немцы" не про меня, я ни дня не работал на государственной службе и не написал ничего такого, для чего потребовалось бы какое-то "расследование", - только то, что знает и видит каждый.
Да и, честно говоря, сомневаюсь, что сейчас именно роман - лучший способ изложить свой взгляд на какой-то недостаток общественного устройства. Или как-то "пролить свет". Не знаю, что у меня вышло, но "о коррупции" в замысле точно не было.
Известно ли вам о реакции на "Немцев" хоть кого-то из чиновников?
Александр Терехов: Я искренне надеюсь, что времена, когда политики читали прозу и придавали ей большое значение, уже не вернутся.
Лично знаю несколько историй, подобных борьбе ушедшего из семьи Эбергарда за свою дочь Эрну, что стала вторым, не менее страстным сюжетом вашей книги... Одна из них - точная копия истории из книги "Немцы": папа борется (тоже, как и Эбергард, имеет хорошие финансовые возможности и серьезные связи), мама вымогает, врет и тоже использует связи. Мои советы обратиться к уполномоченному по правам ребенка разного уровня встречают лишь горькую усмешку.
Александр Терехов: Все мы знаем, что полиция работает плохо, суды в ужасающем состоянии, органы опеки равнодушны или враждебны к любому живому человеку, законы несовершенны, многое из того, что не должно продаваться, продается, никто не хочет выполнять свои обязанности - всюду очереди и жестокость друг к другу. Но эти знания "в общем" могут никогда не коснуться того, кто редко выходит из квартиры и чье общение с внешним миром ограничено получением квитанции с квартплатой.
Но когда распадается семья (на глазах моего поколения это из исключения превратилось в правило), перед мужчиной встает необходимость решить, что же делать с ребенком? "Забыть и не платить" - абсолютное большинство, "забыть, но платить" - не больше десяти процентов, "я расстаюсь с женой, но не с ребенком" - один процент. Вот тогда он не только вынужден познакомиться с реальной жизнью, но и стать ее частью, жертвой, ведь уже невозможно остаться "на берегу".
В историях "борьбы за детей", одна из которых описана в "Немцах", много лжи, боли, использования детей как орудия мести или шантажа. Страдают все. Мы удивляемся, как стремительно вошли в нашу жизнь давно уже существовавшие на Западе компьютеры, мобильные телефоны, но также стремительно в нашу жизни вошли проблемы современного общества, к которым российское общество пока не готово, такие, к примеру, как разрушение традиционной семьи. Отсюда похищения детей, угрозы, ад, в который погружают друг друга вполне хорошие и добрые, взятые по отдельности, люди, и попытки остановить или ограничить законами то, что остановить или ограничить невозможно.
Вы своим романом внесли посильную лепту в дальнейшую демонизацию прекрасного, в сущности, слова семья... Как думаете, возможна ли в принципе его реабилитация, при нашей жизни?
Александр Терехов: Если бы пишущим людям предложили выбрать, за что бороться, я бы предложил бороться за право "не знать". Я не знаю, какой станет семья в двадцать первом веке. Я даже не знаю, какой бы я ее сделал, если бы мог двигать материки, провести бескровную модернизацию и проложить, наконец, скоростную железную дорогу к родителям в Валуйки Белгородской области. Я не могу даже толком сказать, чего бы хотел для своих детей. Когда я пытаюсь поговорить "серьезно" со своим сыном, он кротко замечает: "Папа, всю мою жизнь ты говоришь одно и тоже".