Море
Даль морская серебрится,
Слышен волн о камни звон,
Разъярится, заклубится,
Перейдет на тихий стон.
Набежит волна, отпрянет,
Набежит потом опять
(Будто полк на крепость
встанет
И отступит снова вспять).
Море блещет, море дышит,
Море шепчет, как во сне,
И резвящиеся рыбки
Ходят стайками на дне.
Здесь, на ялике разбитом,
Стану я поклева ждать
И играющий средь пены
Поплавок свой наблюдать.
Стану я смотреть у мола,
Белокрылыя суда
И корабликов черленых
Как мелькают паруса.
Даль морская серебрится,
Слышен волн о камни звон,
Разъярится, заклубится,
Перейдет на тихий стон...
Алеша Нестеров,
1922 г.
14-летний Алеша подарил эти стихи папе и маме на Рождество. То было самое трудное время в жизни Нестеровых. Вернувшись в Москву после скитаний по отрезанному гражданской войной югу России, семья Михаила Васильевича Нестерова оказалась бездомной. Квартира и мастерская великого художника были реквизированы Реввоенсоветом. Вещи, библиотека, семейный архив, картины за тридцать лет работы - все было растащено и пропало бесследно.
Чтобы как-то отвлечь родителей от переживаний, Алеша подарил им эти стихи о море, о Черном море.
Алеша родился в Киеве 5 апреля 1907 года. Подробностей его жизни известно немного, но все мы видели его на картинах художника. И прежде всего - на картине "Душа народа" (другие ее названия - "На Руси" и "Христиане").
Это огромное загадочное полотно и эскизы к нему можно сейчас увидеть в Третьяковской галерее на Крымском Валу, где проходит выставка М.В. Нестерова. На картине вдоль берега Волги движется странная процессия: русские люди разных эпох, известные (легко узнаваемы Толстой и Достоевский) и безвестные, идут крестным ходом вслед за мальчиком. Коротко стриженый бледный мальчик в левой руке несет красный туесок, а правую прижал к груди, будто совершил крестное знамение. Он ступает по траве в какой-то благоговейной задумчивости, словно созерцая что-то невидимое другим.
Вот как Нестеров объяснял свой замысел: "Верующая Русь проходит перед лицом времен. Впереди этой людской лавины тихо, без колебаний и сомнений, ступает мальчик. Он один из всех видит Бога и раньше других придет к нему..."
Позировал отцу Алеша. Семилетнему отроку не всегда хватало терпения стоять в необходимой для картины позе, поэтому была сделана фотография. Михаил Васильевич пользовался этим снимком вплоть до окончания работы в 1916 году.
Автор лучшей книги о Нестерове священник и искусствовед Сергей Николаевич Дурылин хорошо знал Алешу юношей и вспоминал его поразительное лицо: в нем "не было ничего расплывчатого и тусклого. Его можно было любить или не любить, но его нельзя было не заметить, а раз увидев, не запомнить. Это было одно из тех неповторимо характерных лиц, которые так любил Рембрандт..."
Михаил Васильевич еще не раз писал сына: юноша, играющий на свирели ("Весна-красна"), крестьянин на картине "Вечерний звон", "Портрет сына в испанском костюме". Тем временем Алеша закончил Зоотехнический институт. С.Н. Дурылин пишет о его судьбе: "В сыне художника - по специальности он был коневод - жил настоящий поэт. Он тонко чувствовал поэзию русских степей. Его влекло работать на уединенных степных конных заводах, среди табунов, теряющихся в диком ковыле. Он чувствовал и любил это русское приволье в степных просторах, в удали протяжной русской песни, в неутолимой грусти и вольности поэзии Лермонтова. Он сам писал стихи с несомненным талантом..."
Родные вспоминали: последнее, что хотелось писать Михаилу Васильевичу, - портрет Алеши. Но 80-летний художник был очень слаб, Алеша же давно и тяжело болел.
Они ушли почти одновременно - осенью 1942 года.