Поделиться
"Сыну я сказал: ты умерла..." - так называлась наша публикация о почти детективной истории москвички Елены Уколовой ("РГ" N 104 от 18.05.2011г.). Напомним, Лена в 2004 г. вышла замуж за Оганеса А. Своего сына они назвали в честь деда Матевосом. Позже муж рассказал Елене о делах своих и своего отца в "лихих" 90-х, когда, по его словам, без благословения ее авторитетного свекра в Москве не открывалась ни одна АЗС. Многое в поведении супруга заставляло задуматься: а осталось ли то его "прошлое" действительно в прошлом? Поиск ответа на этот ее вопрос закончился тем, что в один из вечеров Оганес выгнал жену из дома, не разрешив при этом забрать трехлетнего сына. Суд, в конце концов вынес решение о принудительной передаче Матевоса его матери. Но и это решение, ставшее в отечественной судебной практике прецедентом, Оганес выполнить отказался. "Сына последний раз видела летом 2009 года, - рассказывала тогда Елена.
В той публикации "РГ" поднималась и такая проблема, как неисполнение судебных решений в ситуациях, подобных той, что сложилась в жизни не только Уколовой, но и сотен других женщин, разлученных со своими детьми. На протяжении многих лет сотрудники Федеральной службы судебных приставов (ФССП), так и не смогли вернуть Матевоса матери. Дело в том, что в нашх законах не прописаны нормы, обеспечивающие решение суда о передаче ребенка от одного родителя другому. В том числе - и о передаче принудительной. Суды просто выносят решение об определении места жительства ребенка - с папой или с мамой, а дальше - разбирайтесь сами. Часто в таких делах приставы оказываются попросту бессильны.
Об этой проблеме шла речь и на "круглом столе" у Владимира Лукина. В частности, заместитель Главного судебного пристава России Татьяна Игнатьева говорила о несовершенстве законодательства, что препятствует работе приставов. А дел, подобных случаю Уколовой, в производстве у приставов - не десятки и даже не сотни. Только в первом полугодии 2013 года таких было 5714. Из них: 4674 судебных решения об определении порядка общения с ребенком, 771 - об отобрании детей и 269 - об определении места жительства ребенка.
И, если говорить о числе людей, чьи судьбы зависят от действий приставов, эти цифры, видимо, надо еще и умножить, по крайней мере, на три. Ведь в таких "детских" житейских коллизиях имеется, по меньшей мере, три участника - мать, отец и ребенок.
Игнатьева сообщила, что ФССП подготовлены предложения по поправкам в законы. Например, предлагается ввести обязательное участие работников органов опеки, психологов и педагогов в судебных тяжбах, связанных с воспитанием детей, и при определении специального порядка исполнения судебных решений об отобрании ребенка, об определении его места жительства и порядка общения с ребенком родителя, живущего не с ним.
Игнатьева также напомнила, что два года назад наша страна присоединилась к Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей. В связи с этим ее ведомство также подготовило поправки в законодательство. "Удержание родителем ребенка по судебному акту у нас не квалифицируется как похищение, - пояснила она по окончании "круглого стола". - Международно-правовые акты рассматривают это как похищение детей. Мы - нет. Если только вопрос об удержании ребенка одним из родителей будет рассматриваться в контексте Конвенции и будут внесены изменения в уголовное законодательство, станет проще привести в чувство такого родителя, - считает Игнатьева. - Ни для кого не секрет, что у нас не только в Финляндию детей в багажниках машин вывозят. С Кавказа детей вернуть также очень тяжело", - заметила она.
Мнение ФССП о необходимости поправок в законодательство поддержали и другие участники дискуссии.
Похоже, понимают серьезность обсуждавшейся на "круглом столе" проблемы и сами законодатели. Так член Комитета ГД по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству Рафаэль Марданшин впоследствии заявил, что в Госдуме готовы рассмотреть вопрос даже об уголовной ответственности за удержание детей одним из родителей: "Если будет соответствующая инициатива правительства РФ, депутаты готовы ее рассмотреть. Здравый смысл здесь присутствует. Мы все видим, какие трагедии порой разворачиваются на этой почве". Марданшин считает, что за такие правонарушения можно ввести в Уголовном кодексе РФ меры ответственности в виде штрафа, исправительных работ, а в крайнем случае, и лишения свободы.
Если предложения ФССП пройдут долгий путь рассмотрений, согласований и голосований и станут законом, поможет ли это Лене Уколовой воссоединиться с сыном? Мы позвонили Елене и задали этот вопрос.
- То, что ФССП пытается решить проблему, конечно, хорошо, - считает Уколова. - И закон такой был бы, наверное, совсем не лишним. Но вот будет ли он исполняться, - в этом у меня уверенности нет. Ведь в нашей истории было принятое в соответствии с действующим законом решение суда о том, что Матевос должен жить со мной; было - по закону - определение суда о принудительном отобрании его у отца и передаче мне; на законном основании приставы пытались исполнить эти судебные решения; 13 февраля этого года вступило в законную силу решение Страсбургского суда, где говорится, что мои права и права моего ребенка нарушены... Но почему же за все эти годы ни один закон так и не сработал, почему мой мальчик не со мной?
- За два с половиной года после публикации в "РГ" вам удалось увидеться с сыном?
- Один раз. В октябре 2012-го. Тогда после многолетних и нерезультативных поисков приставы все же нашли Матевоса. Меня привезли в дом, где он живет, завели в большую комнату с огромным круглым столом, где было человек тридцать народу: приставы, опека, полицейские, какие-то крепкие парни - по виду родственники или товарищи бывшего супруга. Я просила, и работники опеки меня в этом поддержали, чтобы лишние люди вышли. Мне отказали, предупредили, чтобы вела себя "адекватно". Вывели сына - с одной стороны его крепко держал за руку адвокат бывшего мужа, с другой - психолог. Посадили за тот стол напротив меня, мы с ним могли только встретиться глазами, и у него, и у меня слезы. Адвокат спросил: "Ты хочешь уйти с этой женщиной и жить с ней?". Сын говорит: "Нет. Не хочу. Хочу остаться с папой", а сам плачет. Я кинулась к нему, меня перехватили и выпихали из комнаты. Потом вынесли решение о прекращении исполнительного производства, так как "ребенок выразил желание жить с отцом". Мы сейчас это решение обжалуем в Московском горсуде. В соответствии с законом...