Поделиться
Совсем недавно завершился фестиваль "Три века классического романса", в котором вы выступали как приглашенный артист. Каковы ваши впечатления?
Сергей Лейферкус: В жюри этого конкурса я не входил, поэтому судейскую оценку дать не могу. Но, разумеется, я внимательно наблюдал за конкурсной программой. Ведь это новые имена, новые лица. Для артистов важны такие вещи, потому что мы учимся и у молодых и у известных исполнителей, даже если не всегда отдаем себе в этом отчет. И на сцену мы выносим не только свой талант, но и то, чему мы научились у коллег.
Кроме того, важно отслеживать тенденцию - как вокальная школа выражается через творчество, через жанр романса.
Какова же эта тенденция?
Сергей Лейферкус: Фестиваль показал огромный прогресс на общем фоне исчезновения классической музыки. Да, мировая тенденция - это закат классической музыки. И во многом это происходит из-за денег. Бомарше в "Женитьбе Фигаро" сказал: "Вы дайте денег, а я вам все устрою". Театр, концертная организация не могут существовать без денег. Постройка зала, свет, работа, декорации и т.д. - все это немалые затраты. В России искусство в основном финансируется государством. Бывают заинтересованные меценаты, но из-за отсутствия федерального закона о спонсорстве поддерживать искусство им сложно и невыгодно. И вот мы пришли к тому, что исчезли сольные концерты, вечера классического романса, камерные выступления. По сравнению с ситуацией 20-летней давности их осталось процентов десять. На Западе ситуация схожая, но на нее накладывается экономический кризис.
Но в Западной Европе столько музыкальных фестивалей!
Сергей Лейферкус: Многие из них оплачивают гонорар артистам в течение полугода или вообще не платят. Не потому, что жадные, а потому, что нет денег. В оперном театре Далласа количество постановок сократилось с шести до четырех, гонорары сократились вдвое. В Италии за год закрылись четыре театра из-за отсутствия средств. На Сицилии в Палермо самый большой в Европе оперный театр сократил количество постановок. Если раньше я в год давал 10-12 сольных концертов в Европе и Америке, то сейчас их в лучшем случае два. На фоне всего этого XI фестиваль "Три века классического романса" - феноменальное явление.
И в чем же его феноменальность?
Сергей Лейферкус: В том, что им руководят безумно одаренные и энергичные люди. Очень четко подобрана дирекция фестиваля, это хорошо отлаженный двигатель, который может работать долго. На фоне стопроцентной жуткой пошлости и вкусовщины, которая заставляет меня отворачиваться от телевизора, это настоящая отдушина.
Как вы относитесь к попыткам популяризации классики на телевидении?
Сергей Лейферкус: Дело в том, что начинать нужно не с "Призрака оперы" или чего-то подобного, а с гораздо более простой вещи - по выходным давать детские спектакли по телевидению. Детей нужно приучать к классике. Когда мне было шесть лет, мама отвела меня в Кировский театр, где я увидел оперу "Русалка". Мы сидели на последнем ярусе сбоку, оттуда, как сейчас помню, была видна вся машинерия. Уже тогда меня захватил театр. В рамках фестиваля я выступал в Капелле и заметил, что зал набит битком, люди даже стоят. И дело не в цене билета, а в том, что у публики есть огромный интерес. Причем там много молодежи (и это не студенты консерватории!). Пожилые люди обычно преобладают среди публики просто потому, что они привыкли ходить на такого рода концерты. А если человек вырос на культуре компьютерных игр и сериалов, то ждать от него культурных подвигов не стоит.
В декабре у меня был концерт в Москве, состоящий из романсов. На 80 процентов аудитория состояла из очень молодых людей, и все же самыми успешными по приему были салонные романсы типа "Пары гнедых". Казалось бы, почему? Но, видимо, что-то в них есть.
Вы давно выступаете…
Сергей Лейферкус: В феврале моей карьере на классической сцене исполнилось 43 года.
Что думаете о нынешнем Мариинском театре?
Сергей Лейферкус: О Мариинке ничего не могу сказать. Для этого нужно бывать в театре, а у меня совсем не получается даже следить за их репертуаром. К тому же, я даже живу не в России - перебрался пять лет назад из Англии в Португалию, ближе к работе.
Да, наверное, некоторые замечания в адрес театра справедливы. Когда я работал там, главная установка была: "Ленинградский театр для ленинградской публики". Театр не работал "на экспорт". Теперь экономическая ситуация изменилась, и это не может не влиять на качество. Помню, когда я просил Темирканова позволить мне съездить в Англию и, вернувшись за 10 дней до премьеры, спеть главную партию в постановке "Евгения Онегина", он мне выступать не разрешил. Хотя я был на всех ключевых репетициях, премьеру пел все-таки Лебедь, который упорно работал все это время.
Каково мастерство молодых исполнителей на фестивале?
Сергей Лейферкус: Отмечу очень высокий уровень. Я был на двух фестивальных концертах. Выступала безумно талантливая молодежь с хорошими голосами и пониманием того, что они делают и что поют. Жаль, что вечеров романса практически нет. А ведь романс - жанр сложный и серьезный, помогающий артисту раскрыться. Люди, которые посвящают себя только опере, обкрадывают себя. Опера и романс - две стороны медали.
Можно ли сказать, что романс - это классика, тяготеющая к популярной музыке?
Сергей Лейферкус: И да и нет. Романс - это выражение всей вашей души через музыку. В Португалии, где я сейчас живу, есть такой музыкальный жанр "фадо". Это тот же самый романс, очень надрывный и пессимистичный. И истоки его лежат в народной песне, поэтому людям это ближе, чем опера.
Сейчас кто-то пишет романсы?
Сергей Лейферкус: Пытаются. Последним, кому хорошо это удавалось, был Валерий Гаврилин. Я знаю, что и Сергей Слонимский писал романсы, и Владислав Успенский. Но в основном это все же Гаврилин. По своей натуре он был близок к малым формам и народному творчеству. Другое дело, что он, как и все советские композиторы, зависел от хороших текстов. Я недавно на концерте пел три романса из его первой "Немецкой тетради" Гейне, это просто замечательные произведения.
Правда, одни романсы даются исполнителям труднее, чем другие. Например, мало кто может петь Рахманинова, потому что для этого нужно иметь определенное устройство души. Эмоции у него внутри, а у Чайковского, например, снаружи.
Вас очень любят в провинциальной России, часто ли удается ездить с гастролями по родине?
Сергей Лейферкус: К сожалению, очень редко. В основном выступаю в Москве и Петербурге. В глубинке, честно говоря, часто не могут позволить себе пригласить из-за рубежа артиста. Речь даже не о гонорарах, а о простом техническом обеспечении его поездки и выступления. Сейчас у меня есть приглашение из Ростова-на-Дону, где в октябре будет гала-концерт. Надеюсь, что смогу туда попасть. Еще есть предложение принять участие в открытии оперного театра во Владивостоке в сентябре.
У вас есть собственный детский конкурс исполнительского мастерства…
Сергей Лейферкус: Уже нет. Боюсь, что в прошлом году он прошел в последний раз. Министерство культуры отказало нам в поддержке, министерство образования тоже, а постоянно "доить" своих друзей я не могу, поскольку конкурс и раньше наполовину состоял из частных денег. Причем бюджет был смешной - около двух миллионов рублей. Но из-за отсутствия закона о спонсорстве никому это неинтересно и невыгодно.
Конкурс просуществовал пять лет. Четыре раза он проводился в Петербурге и один раз в Москве. Участники съезжались со всей России, из Украины, Казахстана, Германии, Британии, Испании и так далее. Готовясь к этому году, я написал министру культуры письмо и просил о встрече, но мне ответили обычной отпиской. Комиссия Заксобрания как-то раз обещала нам поддержку. Мы оговорили сумму, а уже после конкурса они выдали нам ровно половину этих денег. А ведь это был единственный в мире классический вокальный детский конкурс.
Вам доводилось общаться с "живыми классиками": Кабалевским, Шостаковичем. Сохранилась ли у нас школа преподавания вокала?
Сергей Лейферкус: В этом я пессимист. В России, к сожалению, не осталось ни вокальной, ни фортепьянной, ни виолончельной, ни скрипичной, ни дирижерской, ни режиссерской школы. То, как учат Ирина Богачева и еще два-три человека в петербургской консерватории - последнее эхо старой школы. Кто учит в московской, не знаю. Но, по-моему, учат очень плохо. В "Гнесинке" та же ситуация. Одна из лауреаток моего конкурса, девочка из Сибири, получившая гран-при, окончила школу в этом году и просила моего совета на счет того, куда ей поступать в Москве. Я категорически не советовал ей ни консерваторию, ни "Гнесинку", но всячески рекомендовал хоровое училище. Пожалуй, сегодня это последний шанс получить качественное вокальное образование.