Владимир Урин: В Большом театре революций не планируется

Смена театральных директоров в западной практике и у нас отличается разительно, там человек уже за год знает о ротации, а у нас все как снег на голову...

Владимир Урин: Слава богу, мы эту практику уже понемногу меняем, и директора узнают о своем снятии хотя бы не из СМИ. И я благодарен Анатолию Геннадьевичу Иксанову, что он нашел в себе мужество совершить акт передачи власти: прийти на эту процедуру (представление нового директора. - Л. Б.), поблагодарить театр, в его ситуации это было непросто. А вообще, хорошо бы знать о переменах хотя бы за полгода: чтобы у нового интенданта была возможность прийти в театр с программой, а параллельно участвовать в формировании планов и репертуара.

Владимир Георгиевич, что вам в ближайшее время предстоит?

Владимир Урин: Пока все просто: в предстоящем сезоне в Большом все, что запланировано, должно быть выполнено. Зачем я буду что-то ломать? Какие-то коррективы я смогу внести только уже в будущем году.

Два театра, Музыкальный им. Станиславского и Большой, сильно отличаются друг от друга, прежде всего принципами организации театрального процесса. "Стасик" - репертуарный театр, Большой перешел на другие рельсы, есть продюсерский отдел, блочная система показа спектаклей и т.д. Какой модели собираетесь придерживаться вы?

Владимир Урин: Уверен, что смешанной. Поскольку Большой театр уже вступил на этот путь, и целый ряд спектаклей может существовать только в блочном варианте, и экономически, и организационно. И продюсерский центр ничем не мешает. Это система вертикали власти и горизонтали власти, когда одни и те же люди ведут конкретный проект и занимаются всеми вопросами. Но с другой стороны, русский репертуарный театр, пусть в смешанном виде, жизнеспособен. Это огромный комплекс вопросов: труппа, ее формирование, контракты с артистами, понимание того, что сегодня оперный рынок предельно открыт и един.

А система главных специалистов, которая есть в вашем театре, в Большом театре не у всех творческих цехов есть свои лидеры.

Владимир Урин: Это будет одной из моих главных целей и задач. Рядом должны работать люди, с кем я могу советоваться, вместе думать и вместе решать: как строить театр дальше. И здесь вопрос не их авторитета передо мной, а вопрос их способности предлагать интересные идеи и самим осуществлять эти проекты. Они тоже должны отвечать за конечный результат.

В таком случае, кто в Большом театре должен появиться?

Владимир Урин: Меня даже не интересует, как это будет называться. Мне важно, какой участок работы будут обеспечивать эти люди. Их авторитет, высочайший класс, профессионализм и современное креативное мышление. А будет это главреж или худрук оперы...

Вы себя мыслите интендантом, как я понимаю, в этом случае должность художественного руководителя всего театра не подразумевается?

Владимир Урин: Все зависит от личности. Если вдруг появится личность, которая будет воспринята и театром, и профессиональным сообществом, как лидер, способный художественно руководить всем театром - почему нет?

Рассматривали ли вы свой театр как конкурента Большого театра, и как сейчас будет развиваться это соотношение?

Владимир Урин: Хотим того мы или нет, но конкурентная среда в Москве довольно серьезная. При таком количестве музыкальных театров: Большой с двумя сценами, наш театр, Камерный театр, "Геликон-Опера", "Новая опера" и т.д.. Конкуренция существует не только в смысле борьбы за зрителя, но и в плане формирования труппы, когда лучших артистов зовет к себе тот театр, который в состоянии предложить ему большее. Но конкурировать с возможностями Большого и Мариинки, и я всегда об этом говорю, глупо и бессмысленно. Выиграть можно только одним - "лица не общим выраженьем".

Скажем прямо: вашему театру это удавалось...

Владимир Урин: Не мне судить. Я всегда улыбаюсь, когда слышу, как кто-нибудь из коллег или режиссеров говорит: "По-моему, получилось замечательно". Представить эту фразу в устах Георгия Александровича Товстоногова немыслимо.

Время поменялось, и представления о том, что можно, а чего нельзя, к сожалению, тоже. В этом смысле как вы считаете, в чем главная причина вала скандальных ситуаций в Большом?

Владимир Урин: Каждая конфликтная ситуация имеет свои конкретные причины. Но корень есть - болезнь императорских театров. Это опасная вещь. Есть в таких театрах иерархия, которая мне кажется понятием довольно условным. Когда люди живут в постоянном ощущении своих заслуг, регалий, званий и амбиций, тогда и создается опасная среда для формирования конфликтов.

Амбиции амбициям - рознь

Владимир Урин: Главное - на что они направлены. Или человек говорит "я и мои заслуги", или он направляет свои амбиции на то, чтобы стать лучше, чем вчера.

Вы допускаете, что, придя в Большой театр, вы попадаете в ситуацию, когда ваша свобода маневра будет существенно ограничена?

Владимир Урин: Если на меня будет влиять нечто, ограничивающее свободу, я уйду. Мы об этом договорились с министром, и надеюсь, договоримся со всеми теми, от кого это будет зависеть. Мне нужна полная свобода: вы мне доверяете - я делаю. Я делаю плохо - снимайте меня. Я отношусь к людям, которые никогда не держатся за свое кресло. У меня было всего четыре места работы, связанных с театром.

Расскажите подробнее об этом и о себе.

 

"Шесть танцев" - один из балетов Иржи Калиана, чья хореография появилась в России благодаря Музыкальному театру им. Станиславского и Немировича-Данченко. Фото: Михаил Логвинов / РГ

 

Владимир Урин: Сначала был Кировский ТЮЗ, где я был одним из самых молодых директоров Советского Союза. После вуза (у меня образование и режиссерское, и театроведческое) у меня была армия, потом я год проработал зав. труппой и меня назначили директором. Мы работали с Алексеем Владимировичем Бородиным (ныне худрук РАМТА. - Л.Б.). Затем я приехал в Москву работал в ВТО, возглавлял кабинет театров для детей и юношества. Тогда нам удалось добиться, что артисты детских театров получали зарплату больше, чем в обычных. Для многих был нонсенс, все возмущались. Затем Михаил Александрович Ульянов (в то время председатель СТД) позвал меня работать своим замом по творческим вопросам, потом первым замом. При всех сложностях переходного периода в нашей стране это были замечательные годы для творчества, лучшее время нашего профессионального союза. И последние 18 лет - здесь. Мы сразу договорились с Тителем, Брянцевым и Арефьевым, которые меня и позвали, о следующем: я только пробую себя в музыкальном театре. И если не получится, вы приходите, говорите мне, и на следующий день меня здесь не будет. Ни воевать с вами, ни выяснять отношения - не собираюсь. Был еще ряд условий с моей стороны, но мы договорились, и за эти годы никто и ни разу не нарушал этих правил. Мы всегда все обсуждали вместе. Управление - это вопрос договоренности, и от величины театра не зависит. Надо уметь слушать не только себя, но и другую точку зрения. Уметь разубеждать и делать в итоге союзником - это и есть работа театрального менеджера. Я именно этому и учу студентов в Школе-студии МХАТ.

Не считаете ли вы, что Большому театру сейчас требуется оздоровление, прежде всего, изменение внутренней, нравственной обстановки?

Владимир Урин: Думаю, главное все-таки - создание творческой атмосферы. Когда будет прозрачно и ясно, включая назначения на роли. Просто формально изменить атмосферу указом сверху не получится. Театр - это такая же организация, как любая другая работа: школа, больница, завод. Но ведь операцию должен делать не тот, кто пришел по звонку, а тот, кто талантливо это делает.

Ой, не всегда. Всегда будут недовольные, те, кто считает, что их обошли. А возможно создание какого-то документа, регламентирующего принципы творческой жизни? В западных театрах человек не может работать и одновременно поносить свое место службы.

Владимир Урин: На Западе есть контрактная система, которая предусматривает отношения работника и работодателя. В нашем гражданском законодательстве, к величайшему сожалению, нет юридических механизмов, предполагающих ответственности в случае нарушения подобных обязательств. Вы правы, люди приходят работать в театр и должны четко понимать правила игры. Но мы здесь, в России, пока находимся в другой реальности.

Есть и другая важная вещь: не будет толку от кодекса, если он будет навязан сверху. Я должен договориться с артистами театра, записать это в коллективном договоре, и чтобы они за это проголосовали. И пусть нарушения станут предметом не внешних разборок, а внутренних разбирательств. Но для этого руководитель того или иного творческого цеха должен иметь высокий авторитет.

В вашем театре были проблемы, подобные тому, что в Большом?

Владимир Урин: Сколько угодно! У артиста X "едет крыша", он начинает говорить - я эту партию петь не буду, в моем положении это неприлично. Я ему отвечаю: если ты не приходишь на репетицию, мы тебя увольняем. Или артистка Y вместо репетиций уезжает в другой город петь в спектакле, не поставив никого в известность. Тоже - до свидания, мы так не договаривались.

А роль прессы в раздувании скандалов серьезна?

Владимир Урин: В любых взаимоотношениях важна культура, в том числе - взаимоотношений театра с прессой. Я на себе это испытал в связи со спектаклем "Сон в летнюю ночь", когда возникло анонимное письмо, вброшенное в СМИ. Из всех журналистов только два (!) человека захотели реально разобраться в ситуации. Все остальные ухватились и на полном серьезе стали "полоскать" театр, насколько это возможно. Включая политиков, делающих себе пиар на этом! Я пытался ко всем обратиться: дайте выпустить спектакль, и потом я готов участвовать в ток-шоу, давать любые интервью, готов спорить и обсуждать. Но как можно до премьеры о чем-то говорить? Это пример отношений с прессой на нашем театре. Про Большой я пока не все знаю в подробностях, мне еще предстоит досконально во всем разобраться.

Насколько ваши личные пристрастия буду влиять на репертуарную политику Большого театра?

Владимир Урин: Поговорим через полгода. Скажу одно: театр должен быть абсолютно живым и современным. Даже ставя классику, мы должны учитывать реальные изменения времени. Мы живем в XXI веке. В репертуаре должны быть и поиски, и эксперименты. Вопрос только ради чего они делаются? Если с учетом запросов западного рынка и тех клише, которые существуют, - это один вариант. Или это делается с попыткой открыть тот или иной материал новым ключом.

Люди, которые работают в обоих театрах, и в Большом, и в МАМТе сейчас в сильном напряжении. Все боятся перемен. Они в ближайшее время могут быть спокойны? Не будет "Стасик" донором Большого?

Владимир Урин: Не будет. Никогда не буду разорять свой дом. И в Большом революций не намечаю.