Поделиться
Московский вундеркинд, по легенде, в ходунках подползший к роялю и сыгравший на слух Баха, уже более 20 лет живет в Европе, после того как в России пригрозили забрать на срочную службу в армию. Великий дар его подтвержден многочисленными наградами и титулами. Евгений Кисин, один из ярчайших представителей русской фортепианной школы в современном мире, сегодня наш собеседник.
Говорят, вы обладаете абсолютной памятью. А хотелось бы что-то забыть?
Евгений Кисин: Нет, я далеко не все помню. В школе выучил учебник по химии: хотел получить пятерку, на следующий же день напрочь забыл все. Помню только то, что мне интересно.
У вас особая музыкальная память?
Евгений Кисин: Память у меня слуховая, в отличие, например, от моего отца, у которого была фотографическая. Большее восхищение вызывают музыканты, которые дирижируют сложные произведения наизусть; партитуры гораздо труднее запоминать, чем сольные фортепианные произведения.
С кем из дирижеров вы чувствуете себя в профессии легче, комфортнее на сцене?
Евгений Кисин: Могу назвать многих: Джеймс Ливайн, Зубин Мета, Владимир Ашкенази, сэр Эндрю Дэвис, Лоуренс Фостер.
Вы лишь пару раз отсутствовали в Вербье за 20-летнюю историю фестиваля. Чем притягивает эта швейцарская деревня?
Евгений Кисин: Здесь свежайший воздух и можно жить не в гостинице, а на частной квартире. Мартин Энгстрём - организатор и бессменный директор фестиваля, абсолютно правильно рассчитал: возможность приезжать сюда вместе с семьями, общаться друг с другом, совмещать работу с отдыхом, ходить на концерты выдающихся музыкантов современности - это и есть секрет Вербье.
На чьих концертах вы побывали?
Евгений Кисин: На этот раз не так много, потому что у меня был грибок на пальце, целый месяц не играл, смог снова начать работать за несколько дней до приезда. Но на первое отделение концерта моего не просто любимого, а глубоко почитаемого Григория Соколова я все-таки пошел. На второе, с сожалением, решил не оставаться, чтобы соблюдать режим.
Существует ли табель о рангах среди музыкальных фестивалей мира?
Евгений Кисин: Я никогда не слышал о каком-то рейтинге, но, насколько знаю, самым престижным считается Зальцбургский фестиваль. Вербье сейчас приблизился к нему, может быть, занимает второе место после него. А многие даже предпочитают Вербье, потому что у Зальцбургского фестиваля сложилась несколько снобистская репутация. Даже если посмотреть на то, как там публика одевается, сразу виден разительный контраст между тамошней и здешней атмосферой.
Многие известные музыканты берутся организовывать свои фестивали. Гергиев, Башмет, Мацуев, Спиваков...
Евгений Кисин: Я не берусь, у меня нет таких способностей. Это две отдельные профессии.
Некоторые музыканты, в том числе пианисты (не говорю уже о скрипачах Ванессе Мэй и виртуозном хулигане Найджеле Кеннеди), танцуют на сцене, играют мимикой, телом. Как вы относитесь к этому новому поколению?
Евгений Кисин: Я никогда не думал, что это вопрос поколения. Несколько веков назад один из сыновей Иоганна Себастьяна Баха рекомендовал изображать на лице настроение исполняемого произведения. У некоторых, у меня в том числе, это получается само собой. Меня самого раздражает, когда смотрю видеозаписи собственных выступлений и вижу излишества мимики.
Русская фортепианная школа признана в мире?
Евгений Кисин: Школа есть, но не ко мне вопрос, в чем она заключается. Когда я впервые приехал на гастроли в США в 1990 году, у меня взял интервью Гарольд Шонберг, бывший в течение многих десятилетий главным музыкальным критиком "Нью-Йорк таймс". Он задал мне этот самый вопрос о русской фортепианной школе, о русской традиции. Мне до того времени не приходило в голову об этом задумываться. Не помню точно, что и как я ответил, но Шонберг после этого написал: мистер Кисин скептически относится к русским традициям, но тем не менее русская фортепианная традиция существует и Кисин является ее частью.
Не мне судить, являюсь ли я частью русской традиции, но, безусловно, эта традиция является неотъемлемой частью меня. Потому что я родился, вырос, учился в России, и именно поэтому-то я и не осознаю, в чем эта традиция заключается, я впитал ее в себя. Да, существуют разные школы, но в них разбираются музыковеды, а мы играем.
На мастер-классе в Вербье я услышала от Даниила Аршавского, что по рукам пианиста сразу поймешь, где он учился. Американская школа жестоко требует: громче, сильнее. Поэтому у трети музыкантов там с возрастом проблемы с руками. Русская - более щадящая, бережная.
Евгений Кисин: Не знаю, я там не учился. Впрочем... За несколько дней до смерти великого пианиста Клаудио Аррау мне довелось с ним встретиться в Мюнхене. Мой немецкий импресарио был его близким родственником. Мы пришли к Аррау (моя учительница Анна Павловна тогда была со мной), я ему поиграл, и Аррау сделал комплимент Анне Павловне, что она научила меня играть так, как его много лет назад научил его педагог Мартин Краузе, бывший в свое время учеником Листа. Шла речь о том, чтобы для громкого звучания использовать вес своей руки от лопаток, от спины.
Это уникальный случай в истории музыки, чтобы один учитель на всю жизнь и вместе с вами. В чем феномен Анны Павловны?
Евгений Кисин: Уже 22 года она живет в нашей семье. Недавно отметили ее 90-летие. Ну а что - один учитель, нет, это совсем не уникально, у Ойстраха, например, был только один учитель - Столярский.
Анна Павловна с вами с шести лет?
Евгений Кисин: Ну да, с нулевого класса Гнесинской десятилетки. У нее никогда не было собственной семьи, она всю жизнь посвятила педагогике, и поэтому с полным правом называла себя многодетной матерью... Когда она осталась совсем одна - умерла ее мама, потом подруга мамы Елена Самовна, вся наша семья настолько сблизилась с Анной Павловной, что для всех окружающих выглядело абсолютно естественно то, что она переехала жить к нам. Когда я в детстве ленился и у Анны Павловны опускались руки, старая мудрая Елена Самовна ей говорила: больше в него верьте.
Недавно Тихону Хренникову было сто лет, кроме музыковедов, никто эту дату особо не заметил, хотя он полвека возглавлял Союз композиторов страны. Совершенно неожиданной для многих оказалась статья, где вы пытаетесь создать достойный портрет Хренникова на фоне мифов.
Евгений Кисин: Бывает так в жизни, что устанавливается какой-то стереотип и оседает в сознании. Зачитал Хренников пресловутый доклад на первом пленуме Союза композиторов и сразу же его стали воспринимать как гонителя Шостаковича и Прокофьева. Сейчас вроде бы все признают, что не сам он это писал, что в 1948 году отказ зачитать спущенный с самого верха доклад мог стоить человеку свободы и даже жизни. А вообще-то, что касается Хренникова, я не знаю ни одного другого человека, кого так бы поносили в книгах и статьях и так много хорошего говорили бы люди, его лично знавшие. В общем, скажем так, печатная репутация которого настолько отличалась бы от репутации, скажем так, устной.
Да-да, он вам здорово помог по жизни.
Евгений Кисин: Если бы только мне. Я продолжаю узнавать, как многим он помог.
Помог нашей семье получить новую квартиру в Сокольниках рядом с метро. И опять-таки по распоряжению Хренникова в течение шести лет, до самого нашего отъезда из России, Музфонд бесплатно выдавал мне рояль напрокат, хотя я не был членом Союза композиторов и вообще был еще подростком, каждое лето и каждую зиму наша семья каникулы проводила в домах творчества композиторов.
Значит, Женя, у вас нет обиды на прошлое, на Россию?
Евгений Кисин: За что? Нет, а действительно, за что?
Вы боялись, что тогдашний министр обороны Грачев заберет вас в армию, и вынуждены были уехать из страны.
Евгений Кисин: Ну я, честно говоря, к этому отношусь скорее с юмором, чем с обидой.
Приглашения из Москвы вам поступают? Какие из них вы принимаете?
Евгений Кисин: Да, конечно. Я должен был в Москве несколько раз играть в минувшем сезоне, но по семейным обстоятельствам мне, к сожалению, пришлось концерты отменить. В 15-м году меня приглашают на 100-летие Рихтера, на "Декабрьские вечера". Планирую сыграть концерт с оркестром в Большом зале Консерватории 8 сентября, в Международный день солидарности журналистов.
Это в следующем году?
Евгений Кисин: Нет, в 2014-м я уже не успею.
Вы ограничиваете количество концертов?
Евгений Кисин: Сольные концерты я играю с перерывом минимум в два дня, а в последние годы даже в три. Сил не так много, как 20 и даже 10 лет назад. Два раза в жизни я пробовал играть сольные концерты с перерывом всего в один день. И оба раза вторые концерты я не смог сыграть на должном уровне: я не успевал эмоционально наполниться.
Это такая колоссальная нагрузка - сольный концерт в двух отделениях, который я слушала в Вербье. Как у вас сил на бисы еще хватило?
Евгений Кисин: К 200-летию Листа я подготовил юбилейную программу, но просто не рассчитал, каких физических усилий она потребует. Вот это действительно было, скажем так, измочаливающе. А звучавшая сейчас в Вербье 32-я Соната Бетховена - это внутренние затраты, не физические.
До какого предела вы можете ублажать публику, когда она неистовствует и просит бисы?
Евгений Кисин: Я всегда в диалоге с публикой, как только выхожу на сцену. Как правило, готовлю три биса. Но бывают ситуации, когда публика просто не отпускает. Однажды в Берлине я сыграл их восемь, а мой рекорд? Это был апрель 94-го года, играл я в прекрасном итальянском городе Болонье, в Teatro Komunale. В результате сыграл 13 бисов. Пока в половине первого ночи на сцену не вышли пожарные и сказали: все, театр закрывается, это муниципальное здание, все. Италия - это особая страна, я несколько лет спустя в Неаполе аж 16 бисов сыграл, когда я себя чувствовал, как говорится по-русски, на седьмом небе. Было у меня несколько таких моментов в жизни. Например, когда я впервые встретился с Гербертом фон Караяном и после того, как он воспринял мою игру, мне даже неудобно об этом рассказывать.
В какой из стран вам больше всего приходится выступать?
Евгений Кисин: Я каждый сезон выступаю в Англии, Франции, Германии, Австрии, Италии, Испании, Швейцарии, Голландии, Соединенных Штатах. Раз в два с половиной года я езжу в Японию, на Тайвань, Гонконг и в Южную Корею.
Жаль, что нет такой определенности с Россией.
Евгений Кисин: Импресарио-то есть, но поскольку они все новые, нет установившейся репутации, я просто не знаю, с кем иметь дело, кому можно доверять. Другое дело, когда меня приглашает Ирина Александровна Антонова, которая недавно ушла со своего поста из Пушкинского музея.
Или Юрий Хатуевич Темирканов на свой фестиваль. Тогда - да. Концерт в День журналиста организовывает муж моей бывшей однокашницы, именно она со мной связалась, я помню ее еще со школьных лет. Это порядочный человек, так что тут - да.
Женя, а у вас есть понятие дома, страны-дома?
Евгений Кисин: На самом деле страны, где я бы себя по-настоящему чувствовал дома, у меня, к сожалению, нет. В России я не живу уже больше двадцати лет. Когда приезжаю в Москву, конечно же, я чувствую, что это мой родной город. Но там настолько все изменилось, что если бы я сейчас там жил, то не знал бы, как себя вести в повседневной жизни с разными людьми.
Живу в Париже, иногда в Лондоне, там комфортно. У меня даже возникает иллюзия, когда я смотрю на Темзу с правого ее берега, с Вестминстерского моста, кажется, все похожим на Москву-реку, где слева "Ударник", а справа вдали Кремль. Я и умереть хотел бы в доме своего детства в Москве, а похороненным быть в Иерусалиме.
Тогда мне остается лишь пожелать вам влюбиться, жениться и чтобы внуки выполнили ваше завещание.