Поделиться
Стол этот в отцовском доме забыли. Когда переехали жить на станцию из села, старый стол поставили в угол чулана. Там он, покрытый тряпьем, связками старых журналов и всякой всячиной, отслужившей свой век, простоял много лет. Копаясь в тронутом червоточиной выдвижном ящике, я обнаружил жестянку похожих на гвоздики патефонных иголок, обнаружил значок с надписью "Ворошиловский стрелок", футляр для отцовских карманных часов. В столе лежали пакет порошка "от желудка", картонный елочный заяц, затертый рубль довоенного образца... И этот коробок спичек.
Обычный коробок. Обычный, да не совсем! На желтой сморщенной этикетке, в том месте, где бывает рисунок, наискосок стояли три строчки, очень знакомые строчки: "Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!"
Спички 41-го года! Я достал одну из коробки. Зажжется? Зажглась.
И вот уже все в доме - отец, мать, сестра - разглядывают находку. Всем интересно. Но только мама может припомнить... Я гляжу на нее: неужели не вспомнит? Вспомнила!
- Это ж с той осени...
Не ждите рассказа о пущенном под откос поезде, партизанском костре или даже о перекуре во фронтовом блиндаже. Спичками из коробка не поджигали бикфордов шнур, и вообще ничего из ряда вон выходящего не стоит за находкой в столе.
Той осенью по дороге из Воронежа на Тамбов через наше село Орлово двигалась большая пехотная часть. Вспоминая сейчас бесконечную серую ленту людей, идущих под осенним дождем, невольно ежусь от холода. Грязь, непролазная черноземная хлябь, и по ней гуськом, заткнув за пояс полы мокрых шинелей, движутся люди. Усталые. Молчаливые. Куда? Почему? Мальчишкам заботы и горе взрослых понятны не в полную меру.
Не помню уж, сколько дней двигалось войско. Но только поздняя слякоть сменилась вдруг зимним морозом. Помню стук в окна: "Хозяйка, пустите хоть в сенцы". - "Все занято, идите дальше!" - отвечал вместо матери пожилой лейтенант. И он говорил правду. В избе и в сенцах на соломе вповалку один к одному лежали люди.
Утром мать намыла чугун картошки и чугун свеклы - покормить постояльцев - и послала меня добыть огоньку. Это было простое дело: выходишь на улицу, смотришь, из чьей трубы идет дым, - туда и бежишь с железной баночкой за углями.
- Ты куда? - спросил лейтенант, увидев меня на крыльце.
Я объяснил. Лейтенант полез в кирзовую сумку и достал спички:
- На, отдай матери.
(До сих пор сохранился на коричневом ребрышке коробка след от спички, которой в то утро была растоплена печь.)
Чугун картошки и свеклы солдаты опорожнили в один момент. Мать стояла у печки и говорила: "Ешьте, ешьте, я еще сварю, ешьте..."