Поделиться
Владислав Владимирович, кто вас выдвинул на соискание премии?
Владислав Артемов: Международный союз писателей, образованный в 1992 году на "развалинах" Союза писателей СССР. В советское время я довольно много переводил с белорусского языка, в периодике регулярно публиковались отдельные подборки стихотворений. Уже на излете той эпохи в издательстве "Советский писатель" успели выйти две отдельные книги белорусских классиков - Владимира Короткевича и Алеся Ставера. Еще две книги (пьесы Дунина-Мартинкевича и белорусские сказки) так и не увидели света, поскольку государство распалось, издательства обанкротились.
И рукописи все потерялись. Жалко. Но это, как говорится, моя личная печаль. "Бор сожгли, а соловушек по гнезду плачет".
Что важно в переводах?
Владислав Артемов: Для меня важнее всего передать голос, тембр и интонацию автора. То, чем он отличается от других. Иными словами, воспроизвести его стиль. Кстати говоря, поэта, обладающего своим стилем, переводить намного легче, чем середнячка. В этом смысле мне легче и плодотворнее всего работалось с Владимиром Короткевичем. Это очень резкий, чеканный поэт, с огромной внутренней силой. Он не похож ни на кого, в нем ярко выражена индивидуальность. Над книгой Ставера я тоже работал с удовольствием. Алесь Ставер весь в стихии народного языка, народной мудрости, очень музыкальный поэт.
Как проходила работа над белорусскими переводами?
Владислав Артемов: Языки очень близкие, поэтому переводить с белорусского на русский гораздо сложнее, чем, положим, с казахских или киргизских подстрочников. На практике бывало так, что три строки ложатся идеально, в лад и в строй. А четвертая не дается ни в какую, так что в конце концов приходится взламывать и переделывать эти идеальные три строки, разрушать готовую гармонию и придумывать новые сопряжения и звучания. Но это уже технология, ремесло, обыденный труд.
Что вас связывает с Беларусью?
Владислав Артемов: Я человек имперский. Мой род разорван границами. Вот некоторые географические точки расселения моих ближайших родственников - Кзыл-Орда, Лабытнанги, Иркутск, Лиепая, Алмалык, Ташкент, Челябинск, Алушта, Краснодар, Владивосток, Минск... Отец умер и похоронен в Крыму. Брат зарыт где-то на Украине. Дядя и двоюродный брат похоронены в Средней Азии, в Ташкенте... Родился я в Беларуси в селе Лысуха. В Беларуси в городе Молодечно и теперь живут моя мать, брат, сестра, племянники...
Какие события вашей жизни стали поворотными?
Владислав Артемов: Несколько раз я переучивался и переходил с белорусского языка на русский и наоборот. Когда мне было три года и я уже вовсю говорил на деревенском белорусском, меня увезли в Карело-Финскую ССР, а затем в Киргизию. Там я нечувствительно и естественно переучился с белорусского языка на русский. Белорусский более архаичный язык, чем русский. В нем гораздо меньше слов, но слова эти тяжелее и многозначнее. Когда мне было пять лет, за мной из Беларуси приехала бабушка Люба и увезла меня в деревню Жуковец на реке Березине. И пришлось мне опять переучиваться на родной архаичный. С третьего класса меня отдали в райцентр Березино в интернат, а после восьмого я поступил в техникум в городе Молодечно. В городе старались говорить по-русски, ибо белорусский язык считался признаком деревенщины. А затем три курса журфака Белгосуниверситета и Литературный институт в Москве...
Кто ваши учителя?
Владислав Артемов: Мне повезло в детстве, и первой прочитанной самостоятельно книгой оказался "Конек-Горбунок" Ершова. В юности самые яркие поэтические впечатления - Есенин, Маяковский, Высоцкий, Киплинг... Литинститут, как мне показалось, отравил меня. Как будто заколдовал. Года два после окончания ничего не мог написать. А потом родились дети, начал читать для них народные русские сказки из собрания Афанасьева. Удивительное дело, но как будто душа все вспомнила, обрела свежесть, а проклятая пелена спала с сердца и с глаз.
Почему в 90-х годах вы обратились к прозе?
Владислав Артемов: Да как-то само собою так получилось. Мне вдруг стало интересно придумывать героев, следить за тем, как они двигаются, переживают, интригуют. Написал две-три сценки, вижу - как будто живые. Увлекательная получилась игра. Ну и заигрался. Ночь пишешь, день, еще одну ночь... И так сорок суток, почти без сна. Написал пятьсот страниц прозы. Все, что я знал и помнил о жизни. Взял путевку в Дом творчества, чтобы как-то связать все эти картинки единым сюжетом. И почти беспрерывно проспал в этом Доме творчества весь срок, все три недели. Вот такой был опыт моей первой прозы. Роман называется "Обнаженная натура".
У писателя, говорят, бывает три состояния: нормальное - когда он пишет или обдумывает то, о чем будет писать, радостное - когда удалось написать что-то стоящее, тоскливое - когда не пишется. Какое состояние чаще всего посещает вас?
Владислав Артемов: Сложно ответить на этот вопрос. Честно говоря, нормальное мое состояние - всячески отлынивать и откладывать перо до завтра. Не люблю процесс писания. Есть писатели профессиональные - ни дня без строчки. У меня же бывают очень долгие паузы. И еще есть постоянная тревога и опаска - а ну как напишешь что-то вредное для человека, заморочишь его, нарушишь его мир. За всякое слово придется дать ответ. Вот что смущает. Все, что мы делаем, говорим или думаем, не исчезает просто так. Даже если это не удерживается в памяти, то все равно остается в душе. Именно с этим мы и явимся на суд.
Для писателя настоящее счастье не в похвалах, не в публикации, а в том... когда вдруг снизойдет вдохновение? Это так?
Владислав Артемов: Иногда я бываю счастлив, когда перечитываю некоторые свои страницы, которые основательно подзабыл, и вижу, что написано хорошо. Это приятно видеть и осознавать. Но это краткая радость, и она быстро проходит, поскольку тотчас является мысль: а вдруг это вовсе и нехорошо написано, а только так тебе кажется... Вот проклятие писательства.
Бываете ли в Беларуси?
Владислав Артемов: В последнее время все чаще. Я хорошо себя чувствую в Беларуси. Что-то есть в ее духе успокаивающее. Это не только мое мнение, я не раз его слышал от разных людей. Многие мои знакомые москвичи, побывав в Минске, просто влюбляются в этот город. Именно за то, что там нет мятежной суеты, а есть покой и умиротворение.
Над чем работаете сейчас?
Владислав Артемов: Вот уже несколько лет потихоньку растет роман. И ветвится, как дерево. Корни под землей, крона в небе. Хочется, чтобы все получилось, как мечтается. Собираю большую книгу стихов.