Два месяца вы находитесь на новом посту. В Большом театре другие масштабы, объемы работы, другой коллектив. Решили, с чего начать?
Владимир Урин: Первое - мне предстоит в этом году провести в зрительном зале практически все вечера и посмотреть все спектакли, причем по три-четыре раза, чтобы увидеть все составы, всех артистов. Тогда только я смогу понять, куда надо дальше двигаться, какие у нас проблемы и творческие планы. Что касается масштабов, то я убежден: когда театр превращают в некий комбинат по производству и прокату спектаклей, возникает серьезнейшая проблема - качество каждодневного показа спектаклей. Я знаю театры, в том числе и в России, где постановщики спектакля или руководство театра способны собрать блистательную команду певцов на премьеру, выпустить спектакль, получить одобрительную прессу. Но дальше приходишь на 5-6-й спектакль и думаешь, лучше бы не делал этого! Моя задача - как и прежде, когда я работал в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко, - состоит в том, чтобы обеспечить качество спектаклей в каждодневном режиме. А для этого должна быть создана соответствующая творческая атмосфера в театре.
На сборе труппы Большого театра вы уже обозначили некоторые свои позиции: развитие базовой оперной труппы, Молодежной программы, сокращение приглашенных солистов в постановки?
Владимир Урин: Да, это так, и я бы действительно хотел сократить приток приглашенных певцов - неважно, западных или российских, потому что убежден: подобного рода система бесконечных приглашений разрушает художественное качество спектакля. Невозможно, чтобы певец приехал и за 7-10 дней ввелся в сложнейший спектакль, атмосферу которого режиссер создавал в течение 2-2,5 месяцев. Такая практика вообще не имеет отношения к театру, это филармоническое направление. Конечно, театру нужны международные проекты, и, когда ставится западный репертуар, для премьерного состава могут приглашаться певцы - носители языка, исполнительского стиля. Так, мы приглашали французских солистов в "Пеллеас и Мелизанду" Дебюсси в Театре Станиславского и Немировича-Данченко. Но второй состав в спектакле у нас был российский. Мы прошли "школу" с французскими певцами, освоили природу, стилистику оперы - получили пользу для своего театра. Или, допустим, я понимаю, что на сегодняшний день в театре нет дирижера, который бы чувствовал, понимал стиль Россини, и я приглашаю на постановку Альберто Дзедду, признанного одним из лучших интерпретаторов Россини в мире. Но я совершенно не понимаю, почему в Большой театр на оперу "Иоланта" Чайковского должен приглашаться режиссер из-за рубежа? Мы что, уже на сегодняшний день совсем не имеем в России режиссеров, способных осмыслить оперу Чайковского? Если не имеем, значит, надо искать, воспитывать. Это серьезнейшая проблема, и Большой театр должен заниматься ее решением.
Постановку "Иоланты" в этом сезоне вы отложили, но остальные планы, как вы сказали, корректироваться не будут. Что ждать в перспективе: в опере должны были появиться новые для российской афиши названия: Гендель "Роделинда", "Манон" Массне, "Билли Бад" Бриттена и др.?
Владимир Урин: Идеи эти замечательные, и каждый проект сам по себе имеет ценность. Но думаю, какие-то постановки мы будем сдвигать по срокам. Надо балансировать ситуацию, чтобы в одном сезоне не преобладали, например, премьеры западных опер.
Сегодня в штате оперной труппы Большого театра всего 50 певцов, спектакли идут на двух сценах. Как будете справляться без приглашенных солистов?
Владимир Урин: Я хочу, чтобы все понимали: собирание оперной труппы - длительный процесс, а солисты - это "штучный" товар. Мы хоть завтра наберем сто певцов. Но из них 58 или 70 не будут петь. Надо набирать так, чтобы было качество труппы, чтобы были индивидуальности. Вот, когда говорят о балете Большого театра, отмечают, что в труппе есть "индивидуальности". Действительно, стиль Светы Захаровой резко отличается от стиля Кати Шипулиной или Марии Александровой. Мы можем перечислить всех наших ведущих балерин. Того же надо достичь и в оперной труппе. Вообще строительство театра - это не спринтерская дистанция, а стайерская. А сейчас средства массовой информации через каждые полчаса звонят в Большой театр: ну как, продвинулись творческие успехи Большого театра за два месяца? И я хочу уже просто обратиться ко всем: мы уже выполнили свой долг перед СМИ сполна. Я все уже сказал и не могу тратить столько времени на интервью и комментарии, когда в театре полно вопросов и проблем, которые надо решать. Дайте нам спокойно поработать! Потом поговорим.
Ваш опыт работы в театре Станиславского и Немировича-Данченко не будет ограничивать вас Большом театре, постоянно выскакивая, как "из табакерки"?
Владимир Урин: Если я буду понимать, что в чьей-то позиции больше здравого смысла, чем в моем опыте, я соглашусь. Мне кажется, что опыт "из табакерки" - это ведь не установка "давайте делать так же". Конечно, В Большом театре что-то надо делать иначе.
За два месяца определили уже, что именно - иначе?
Владимир Урин: Пока нет. Но, если говорить в общем, то для меня важно возвращение на сцену Большого театра русской оперной классики. Причем в оригинальном сегодняшнем решении. Основной задачей также считаю формирование оперной труппы для качественного обеспечения ежедневной работы и музыкального уровня того, что звучит со сцены Большого театра. Для меня принципиально, чтобы Большой театр России славился постановками с именами российских артистов. Причем не только балетных, но и оперных.
Но лучшие русские голоса поют в основном на Западе. Планируете приглашать кого-то в труппу или на постановки?
Владимир Урин: Я убежден, что их надо приглашать в труппу. И это не означает, что, оказавшись в штате, артист не сможет ездить, а будет работать только в Большом театре. Надо просто заранее договариваться. Сегодня в труппе Большого есть очень талантливые ребята, в том числе из Молодежной программы. Но подход к ним был другой: поезжайте, заключайте контракты, а мы возьмем певцов со стороны. В результате, когда мы сейчас настаивали, чтобы один замечательный певец участвовал в "Дон Карлосе", он сказал мне: "В первом блоке спектаклей петь не смогу". - "Почему?" - "Простите, но, когда я бесконечно задавал вопрос, буду ли я участвовать в "Карлосе", мне отвечали: нет, будут петь иностранные певцы. И я заключил другой контракт". Вот такого рода историй быть не должно.
Какие у вас есть установки, которыми вы не поступитесь именно в интересах театра?
Владимир Урин: Первое - я хотел бы, учитывая особенность Большого театра как имперского театра, принимать решения вместе с коллегами самостоятельно. И если какое-то вмешательство будет, я должен стоять насмерть: я принимаю решения, я за них и отвечаю. Второе - взаимоотношения внутри театра: если мы договариваемся, что поступаем определенным образом, но я узнаю, что люди, договорившись со мной в кабинете, поступают иначе, дальнейшее существование с этими людьми для меня невозможно. Иначе - раскол в коллективе. И это очень важно, особенно при строительстве "дома": мы должны идти вместе. Наконец третье: если я почувствую, что большая часть людей в Большом театре не разделяет мои взгляды, мое видение, не поддерживает меня, я уйду. Я вообще убежден, что приказами и распоряжениями из кабинета сделать в театре ничего нельзя. Люди должны подхватывать то, что ты предлагаешь, и на уровне своего таланта, своей энергетики делать это.
А где границы допустимого вмешательства директора в творческую жизнь театра?
Владимир Урин: У меня нет амбициозности от того, что я сижу в каком-то руководящем кресле. Но в Большом театре все так устроено, что ответственность за происходящее лежит на одном человеке - генеральном директоре. И хотя для меня любое вмешательство в художественную жизнь театра с каким-то запретом практически невозможно, и я старался никогда этого не делать, но в случае, когда с профессиональной точки зрения результат оказывается ниже уровня самого театра, я должен принимать решение.
В свое время именно вы выбрали Сергея Филина в худруки балета, когда он еще был артистом Большого театра. Чем тогда руководствовались?
Владимир Урин: Я видел в нем организаторские способности. Конечно, артист и руководитель - это разные профессии. Руководитель - это человек, умеющий работать с людьми, понимающий людей, любящий тех, с кем работает. Только тогда он может быть жестким, требовательным. Кроме того, худрук должен иметь креативные качества, понимание, как дальше строить творческую жизнь труппы. Это не просто выбор: давайте того или другого хореографа позовем, но понимание: почему. Подходит ли он "по группе крови", по своим художественным позициям театру? Это очень важно для руководителя - осмысленное понимание того, куда труппа движется, как формируется. Для чего тебе эти танцовщики нужны? Нужен ли труппе стандарт классический или индивидуальность? Что будет ставиться на них? Конечно, у нас были конфликты с Сергеем, что скрывать это. Но мы садились за стол и обсуждали. И уже на третий год нашей совместной работы мы друг друга понимали. Он много интересного сделал и в театре Станиславского и Немировича-Данченко, и здесь, в Большом. Сейчас мы обсуждаем с ним, как будем дальше работать. В состоянии его здоровья есть позитивная динамика, но врачи должны дать согласие на его работу. Я желаю Сергею одного - чтобы он окончательно выздоровел и работал в театре.
После всех скандалов вокруг Большого театра сложно будет выправить его имидж?
Владимир Урин: Меня пытаются убедить целый ряд людей, что имидж можно поменять: готовы выделить средства, разработать программу и т. д. Не верю я в это. Имидж меняется, если убрать всю пену и необъективность, которая существует вокруг Большого театра, те недоверие и болезненную остроту, которые я вижу даже в глазах журналистов, и создавать нормальную творческую атмосферу и качество того, что мы делаем. Если не будет творческой атмосферы, не будет интересных спектаклей, то автоматически будут продолжаться конфликты.
Но международная репутация Большого театра была обрушена. Предрекали даже срывы гастрольной деятельности театра. Между тем летом Большой театр успешно выступил в Лондоне. Как развивался этот сюжет?
Владимир Урин: Замечательно - ни одного билета в кассе. Ко мне уже на второй день подошла импресарио Лилиан Хоххаузер, которая вывозила Большой театр еще на его первые гастроли в Лондоне в 1956 году, и сказала: "Владимир, я прошу дать два-три дополнительных спектакля, потому что такой огромный интерес к вашим гастролям!". Конечно, отношение к нам сначала было немного настороженное, хотя и доброжелательное. Нам постоянно задавали вопросы, причем не творческие, а журналистские. Но постепенно тон менялся, и концу гастролей был уже восторженным. К редакциям балетов, которые мы показывали в Лондоне, английская пресса относилась по-разному, но состояние кордебалета и солистов оценили как высокопрофессиональное.
В январе вы повезете в Париж балет "Утраченные иллюзии" в хореографии Алексея Ратманского. Есть планы дальнейшей работы с ним?
Владимир Урин: Я бы очень этого хотел. Алексей ушел с должности художественного руководителя балета Большого театра, сам сделав этот выбор. Но мне будет жаль, если мы не продолжим с ним сотрудничества. Скоро Алексей приедет в Большой театр вводить молодых солистов в свои спектакли, и я просил передать ему, что хотел бы серьезно пообщаться и подумать о продолжении работы с ним как с замечательным хореографом.
С кем-то еще сейчас ведете переговоры о приглашении работать с Большим театром?
Владимир Урин: С Владимиром Юровским, должны встретиться с Даниэлем Баренбоймом в Берлине. Но это люди занятые и такого нет, что я позвал в Большой театр, и они с радостью кинулись. Не кидается сегодня никто в Большой театр.
Одна из нерешаемых проблем - цены на билеты и билетная мафия вокруг Большого театра. Что-то изменится?
Владимир Урин: Дело в том, что проблема билетных спекулянтов интернациональная. Если вы подойдете к оперным театрам в Вене, Лондоне, Берлине, то увидите таких же молодых людей, занимающихся тем же: продажей "из-под полы" билетов в 2-3 раза дороже. Практически эта ситуация непреодолима: человек купил билет и имеет право его продать. Правоохранительные органы могут привлечь их к ответственности только за подделку документа, если на билетах, например, замазывается цена и ставится новая. Решение этой проблемы возможно только на юридическом уровне. В отношении высоких цен на билеты в кассе надо понимать, что театр поднял цены, исходя из спроса. Размер спекуляции при этом стал намного меньше: купив билет за 8000 рублей, сложно продать его за 10-12 000. Однако возникает социальная проблема: многие не могут покупать билеты по этой цене. Но мы ведь не Метрополитен-опера, существующая на частные пожертвования, а государственный театр, функционирующий на деньги налогоплательщиков. Что делать? У нас есть идея проводить целевые спектакли для определенной аудитории, чтобы те, кто не получают больших зарплат, имели возможность прийти к нам на спектакль. Они и сейчас могут купить дешевые билеты, но что они увидят? Я считаю, они должны прийти в театр и сесть в партер за деньги, которые могут заплатить. Много таких спектаклей давать мы не сможем: 10-12 в год. Но это почти 20 000 зрителей.
Когда вы работали директором Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко, вы позиционировали идею "театра-дома". Как думаете, удастся ли в этом золоченом имперском Большом театре создать такую атмосферу?
Владимир Урин: Думаю, вряд ли - слишком большой дом. Но в одном я уверен: в театре, начиная с рождения спектакля, без любви вообще ничего невозможно. Если спектакль рождается не теми людьми, которые понимают друг друга, чувствуют друг друга, слушают друг друга, если они пришли сюда с другой целью, то вряд ли спектакль получится. Так со спектаклем, так же - с театром. По-другому не бывает.
В СМИ появилась новость, что бывший премьер Большого театра Николай Цискаридзе вернется в Большой театр. Известно, что 24 сентября министр культуры встречался с Николаем Цискаридзе, и разговор шел, в том числе, о возможности для Цискаридзе выступить по традиции на сцене Большого театра в "Щелкунчике" в свой день рождения 31 декабря. По информации, министр не обсуждал с артистом возможность его работы в Большом театре, посчитав это компетенцией гендиректора Большого театра Владимира Урина. Мы попросили Владимира Урина прокомментировать эту ситуацию:
- Действительно, мы сейчас обсуждаем с Николаем Цискаридзе возможность его выступления на сцене театра. Я бы хотел, чтобы он смог завершить свою карьеру в Большом театре цивилизованно и попрощался со сценой и со зрителем. Аналогичная практика существует во всем мире. Мне это идея нравится. Надеюсь, что она осуществится. Пока еще нет окончательного решения, мы проговариваем организационные моменты.
Опера
Балет