Бельгиец Иво ван Хове, возглавивший амстердамский "Тонеельгруп" в 2001 году два года назад он показал в Петербурге и Москве спектакль "Дети Солнца" по пьесе Максима Горького, своей жесткой брехтовской остраненностью вызвавший скандал. В нынешнем году его сочинение на темы пьес Чехова "Платонов" и "Иванов" заставило зал впасть в летаргическое оцепенение.
И было от чего. Автор сценической версии Питер ван Край перемешал персонажей и ситуации двух пьес так, что они встречаются в одном пространстве современного мегаполиса. Впрочем, это не вполне мегаполис. Это его крыши, самые верхушки небоскребов с их неоновыми щитами... Именно там длится параноидальная, нескончаемая (без малого шесть часов вечеринка - сначала по поводу приезда Михаила Платонова, потом - в связи с так и не случившейся свадьбой Иванова.
Два чеховских персонажа, связанных как этюд с портретом, поначалу не различают друг друга в интеллектуальном словоблудии тусовки. Пространственный образ, придуманный Иво ван Хове и его художником Яном Ферсвейфельдом, заставляет персонажей и публику точно зависнуть между землей и небом. Некогда приезжавшие в имения, чтобы "пофилософствовать" на природе, среди берез (березы возникают на экранах в конце спектакля, лишь для того, чтобы показать нам окровавленное лицо убитого "террориста" Осипа-Ханса Кестинга), теперь эти мученики самоанализа проводят вечеринки на крышах, подальше от суеты городов, в урбанистическом "чистилище".
В новом переводе именитого Тома Лануа и постановке его собрата по поколению Иво ван Хове (оба родились в конце 50-х) чеховские герои, вызывавшие некогда столько сострадания, превратились в бессмысленно жестоких мачо, привычно питающихся женскими чувствами и страданиями. Одного из них - мускулистого и обаятельного Платонова в исполнении Феди ван Хьюта - случайно из ружья застреливает Софья (Карина Смулдерс); другой - Иванов в исполнении Якоба Дервига - более утонченный и подверженный саморефлексии - после смерти своего "двойника" застреливается сам. Одного программка именует Миша, другого - Николаша, и в этом точный диагноз их странной - не по летам - инфантильности, изумлявшей и Чехова.
Спектакль начинается как собрание мужского интеллектуального клуба. Современная журналистика, европейская политика, мультикультурализм и "еврейский вопрос" - все эти разговоры, до странности старые и новые, обращают нас к самой сути необыкновенно опустошенного мира.
Не случайно интеллектуалка Анна Петровна, утонченная и изысканная мачеха Сергея Войницева в исполнении Крис Нетвельт, заворожена Мишей Платоновым - так же, как и все остальные. Он владеет "подлинным" знанием о мире - знанием его чувственных основ, столь основательно позабытых. Водоворот страстей, порождаемых им, - замена глубокого смысла жизни, самооправдание бессмысленности жизни. Не бесчувственный мир рисует перед нами Ива ван Хове, но мир, переполненный чувствами и страстями.
Все больше вовлекаемые в водоворот страстей Миша и Николаша впадают в депрессию и стремятся к побегу. "Мачизм", "донжуанство" оказываются не более чем маской бессмысленности.
Одержимый созданием репертуарного драматического театра, столь нетипичного для Голландии, Иво ван Хове создает сценическое повествование, перенасыщенное текстом. Между тем его актеры не выдерживают смысловой плотности диалога, скользят по его поверхности, "пересказывают". Кажется, что им не хватает глубины и интенсивности сценического существования на пять с лишним часов действия. Пластический образ птицы - танец отчаянья, который "танцует" Боркин в исполнении Фреда Госсенса - гораздо сильнее выражает звериную бессмысленность существования, чем все диалоги спектакля.
Впереди новые современные прочтения русской классики: "Обломов" Алвиса Херманиса и Нового Рижского театра, "Васса Железнова" Вильнюсского Малого театра, "Брятья Карамазовы" гамбургского Театра Талия в постановке Люка Персеваля, "На дне" Оскараса Коршуноваса (Городской театр Вильнюса) и "Евгений Онегин" Римаса Туминаса (Театр им. Вахтангова, Москва).