То, как Евгений Онегин обошелся с Татьяной Лариной, полтора столетия является предметом обсуждения и осуждения в старших классах средних школ. Меж тем с позиции современной морали Онегин поступил если не благородно, то как минимум законопослушно. Напротив, прими он любовь Татьяны - не миновать ему обвинения в растлении малолетних, поскольку Лариной было всего 13 лет.
Об этом ясно говорится в четвертой главе романа. Начинается она со знаменитого "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей". Пробежав рассуждения о хладнокровном разврате старых обезьян, в середине второй строфы находим "… уничтожать предрассужденья, которых не было и нет у девочки в тринадцать лет!"
Намеки на юный возраст героини содержатся во второй главе: в куклы и горелки не играла, чужды ей были детские проказы… Наконец, четкое подтверждение возраста героини дано в третьей главе, в разговоре Татьяны с няней: "И, полно, Таня! В эти лета мы не слыхали про любовь". Несколькими строками ниже становится ясен возраст, в котором няня вышла замуж: "Мой Ваня моложе был меня, мой свет, а было мне тринадцать лет".
Последний стих строфы XXXVII первой главы: "Но разлюбил он наконец и брань, и саблю, и свинец", - своей неясностью раздражал многих исследователей, в том числе Владимира Набокова. Ни до, ни после не говорится о военном опыте Евгения Онегина.
Филолог Олег Барский высказал предположение, что слова о брани и сабле стоит воспринимать не буквально, а как метафору любви. "Сравнение любовных атрибутов с военными имеет давнее происхождение. Особенно известна элегия IX Овидия "Всякий влюбленный - солдат…", - пишет исследователь.
Что же до свинца, то и ему, если подумать, можно найти светское применение. По мнению Барского, здесь имеется в виду один из способов лечения сифилиса, популярный в начале XIX века. Со свинцом долго путали висмут, эффективное средство против венерических заболеваний. Свинцовым сахаром лечили гонорею.
Немало копий сломано над вопросом, кто является прототипами героев романа. Согласно наиболее распространенной версии, в Евгении Онегине выведен Петр Чаадаев, друг Пушкина - прямое указание на это есть в первой главе. Автор-рассказчик - сам Пушкин. Он не ограничивается речью "за кадром", вмешиваясь в ход повествования и напоминая о себе: "вреден север для меня". Порой автор вставляет в текст реплики, не относящиеся к повествованию: "Читатель ждет уж рифмы "розы" - на вот, возьми ее скорей". Пушкин даже изобразил себя рядом с Онегиным на набережной Невы и хотел поместить рисунок в качестве иллюстрации к роману, но не встретил понимания со стороны издателей "Невского альманаха".
По поводу Ленского один из лучших пушкинистов Юрий Лотман высказался так: "Энергичное сближение Ленского с Кюхельбекером, произведенное Ю. Н. Тыняновым, лучше всего убеждает в том, что попытки дать поэту-романтику в "Евгении Онегине" некоторый единый и однозначный прототип к убедительным результатам не приводят".
В 1833 году Алексей Вульф записал в дневнике "…я даже был действующим лицом в описаниях деревенской жизни Онегина, ибо она вся взята из пребывания Пушкина у нас, "в губернии Псковской". Так я, дерптский студент, явился в виде геттингенского под названием Ленского; любезные мои сестрицы суть образцы его деревенских барышень, и чуть не Татьяна ли одна из них".
Татьяна Ларина - главная загадка романа. Поскольку Пушкин писал, что у нее был прототип, его усердно искали и ищут. Есть семь равноценных версий, с кого писали Татьяну. Одна из барышень Тригорского: Анна Керн или Евпраксия Вульф. Жена декабриста Мария Волконская - она может служить примером стойкости Лариной. Елизавета Воронцова. Влюбленная в Чаадаева Авдотья Норова. Наталья Фонвизина была твердо уверена, что именно она послужила прототипом Татьяны. С ней соглашался ее второй муж Иван Пущин, друг Пушкина. Часть исследователей считает, что Татьяна раннего периода была списана с сестры Пушкина Ольги.
Для романа Александр Пушкин изобрел особую "онегинскую строфу", нигде больше не встречающуюся. Каждая строфа состоит из 14 строк четырехстопного ямба. Первые четыре строчки рифмуются перекрестно, следующие четыре - попарно. Строки с девятой по двенадцатую связаны кольцевой рифмой, оставшиеся две рифмуются между собой.
"Евгений Онегин" обрывается в разгар кульминации: раздаются шаги генерала, мужа Татьяны - и все. "И здесь героя моего, в минуту, злую для него, читатель, мы теперь оставим, надолго... навсегда".
Как же так? - задаются с той минуты вопросом простые читатели и маститые литературоведы. Что помешало писателю довести сюжет до логического завершения? Намеренно он оборвал роман или запутался, как считает Геннадий Воловой, в мотивациях Татьяны Лариной, испугался своих героев? Был ли "правильный" финал в десятой, уничтоженной Пушкиным главе?
Не дает ответа.