Поделиться
В Москве покажут видеоработы 1998-2010 годов. Но вообще-то Мирослав Балка - скульптор, и он на этом настаивает, даже работая с видео. Скульптор работает не только с камнем, глиной и бронзой, но и с пространством. И маршрут движения выставки Fragment - из Варшавы, где проект показан в 2011-м, в Берлин, в Академию искусств (2012-й), а оттуда - в Москву (2013-й), - это путешествие, возвращающее к памяти о войне.
Меньше всего работы Балки похожи на монументы. Последние раньше называли частью "монументальной пропаганды". Для внука каменщика, делавшего нагробия для местного кладбища маленького городка близ Варшавы, памятник связан прочно с памятью индивидуальной. Памятник - то, что увязывает минувшее и тебя, стоящего здесь и сейчас, в один узел. Но что может помнить тот, кто не был свидетелем событий? Как можно помнить то, что ты не помнишь? И что остается вообще, кроме рассказов в школе, глав в учебнике и дат календаря?
Работы Мирослава Балки похожи на спусковые крючки памяти. Его цель - пробудить любопытство, внимание к привычным вещам, словам, которые кажутся само собой разумеющимися. Один из проектов Мирослава Балки, сделанный им в 1999-м, назывался "Ша!". В смысле - "Тихо!". Балка и его помощники чуть не полгода вырезали некрологи из местных газет. А потом склеивали их обычным клейстером и соединяли в цепочки-гирлянды. Вывесили в зале галереи в Варшаве. Люди принимали поначалу бумажные гирлянды за декорации, потом начинали вчитываться... Иногда узнавать имена, вспоминать о чьей-то жизни, которая недавно текла рядом.
Примерно так же Мирослав Балка работает с видео. Из кадров, мелькающих на экране, из фильмов и новостного потока Балка извлекает кусок, цепляющий чем-то. "Для меня единственная форма монтажа - это умение выделить тот единственный фрагмент, одну минуту из шестидесяти, которая что-то для меня значит", - сказал он в одном из интервью. Он не редактирует, не "улучшает", не добивается экспрессии. Он повторяет. Это могут быть три секунды фильма "Шоа" Клода Ланцмана, снятого Мирославом на видео с телеэкрана. Три секунды, в которые бывший комендант фабрики смерти говорит, что Треблинка, конечно, была примитивнее Аушвица. Это могут быть кадры замерзшего пруда в концлагере Биркенау. Того самого, куда сбрасывали пепел сожженных тел. Или кружение камеры (и автора, держащего ее), в попытке увидеть изнутри мир Майданека.
Это видео не имеет ничего общего ни с документальным кино, ни с видеоперформансом. Даже не потому, что Балка отказывается от рассказа. И не только потому, что проекция может идти на самые неожиданные предметы, на старые деревянные поддоны или соль. У Балки показанное оказывается всегда неполным, обрывочным, оно требует восполнения. А значит - зрительского усилия. Зритель оказывается в ситуации "постсвидетеля" (слово, придуманное Балкой). И вот этого "постсвидетеля" ушедших жизней - исчезнувшего прошлого - художник и ставит в ситуацию встречи с прошлым. Лицом к лицу.
У самого Балки такая встреча произошла в 1989-м, когда скульптору был 31 год. Тогда, после падения социалистической идеологии, 30-летний взрослый человек вдруг узнал о том, что до войны в его маленьком Отвоцке, городке близ Варшавы, три четверти населения были евреи. И в один летний день 1942 года все эти люди были согнаны, погружены в вагоны, отправлены в Треблинку и сожжены. В один день три четверти города исчезло. Об этом исчезновении тем, кто не был его свидетелем, не говорили. Ни в школе, ни на экскурсиях, ни дома, нигде и никогда - почти полвека. Просто однажды ты вытаскиваешь из металлолома приглянувшийся столбик для работы, а он оказывается частью ограждения гетто. Но ты и об этом не знаешь.
Работы Мирослава Балки столько же о памяти, сколько о забвении - неудобного, ужасного. Именно поэтому к встрече с его работами нельзя подготовиться.
В музее Карлсруэ, в залах с картинами Северного Возрождения, он выстроил зарешеченный коридор, перед входами в который поставил мощные вентиляторы. Зритель, вошедший в него, мало того, что оказывался буквально "в клетке", но еще и вынужден был вертеться в струе плотного воздуха, пытаясь увидеть шедевры XV-XVI веков со сценами страстей Христовых. Выставка тогда называлась "Мы видим тебя". Кто кого видит: зрители - персонажей картин, или их страдающие герои - вертящегося, тянущего шею зрителя, которому всегда несподручно, некстати, неудобно увидеть все в подробностях, - каждый понимал по-своему.