09.10.2013 23:05
    Поделиться

    Современную обработку оперы Римского-Корсакова поставили в Берлине

    Берлинская Штатсопера открыла сезон оперой Римского-Корсакова
    Одна из самых популярных опер русского репертуара "Царская невеста" Римского-Корсакова не шла на сцене берлинской Штатсоперы 65 лет. Постановку осуществили музыкальный руководитель театра, дирижер Даниэль Баренбойм и режиссер Дмитрий Черняков.

    Как и можно было предположить, опера Римского-Корсакова у Дмитрия Чернякова предстала не в историческом, а вполне в современном пространстве: старорусский пролог в формате 3D с сусальной картинкой XVI века (терема, покрытые ледяной глазурью, пряничные храмы и молча глазеющие в зрительный зал жители слободы) и современная медиа-студия с ряжеными для рекламных роликов - виртуальная реальность, продуктом которой стал царь Иван Грозный. Именно то, что царь оказался не историческим персонажем, а частью виртуально смоделированной среды, стало у Чернякова радикальным содержанием спектакля.

    Вместо русского царя - экранный аватар, вместо опричников - пользователи сети, во время увертюры болтающие в чате о выборе невесты для царя. На гигантском мониторе конфигурируется собирательный образ русского царя из пазлов Петра Первого, Ельцина, Маяковского, Троцкого, Александра III, Сталина и др. На выходе получается русый круглолицый гражданин, позирующий на фоне хрестоматийного ржаного поля. Там же и теми же невидимыми "конспираторами" отсматриваются фото потенциальных невест для виртуального царя. Подразумевается, что миром правят ОНИ - некто, чью волю на сцене исполняют люди в серых костюмах (устар. - "опричники"). Идея, безусловно, для оперы Римского-Корсакова инновационная, но развить ее до логического конца не удалось: заявленная тема политмоделирования и манипуляции общественным сознанием провисла. Простой стержень сюжета оперы Римского-Корсакова - как невеста Лыкова Марфа стала избранницей царя, а любовница Григория Грязного Любаша, брошенная им из-за страсти к Марфе, отомстила ей, - оказался в спектакле более убедительным и эмоционально захватывающим.

    Это достаточно неожиданно для продукции Чернякова, работающего в рамках жесткого концептуального театра. В "Царской невесте" в отлаженный режиссерский механизм, где дейстуют фрустрированные персонажи, очищенные от "шлака" чувственности, с впечатляющей дизайнерской картинкой (ядовито зеленый фон съемочной студии, контрастирующий с золотым шитьем и мехами ряженых в бояр актеров, романтический виртуальный сад и огромное окно дома Собакиных, компьютерная студия с экранами, транслирующими медийного "царя"), вдруг ворвалась "живая" стихия страсти, исходящая от Любаши в исполнении Аниты Рачвелишвили. Ее громадный темперамент, голос, захватывающий своей красотой, драматически выверенная фразировка, яростность переживаний, превратили все сцены с ее участием в эмоциональное сальто-мортале. Она напоминала античную Медею, ворвавшуюся в современный стерилизованный мир, где эмоциями обмениваются в формате гаджетов, а человеческие контакты замещаются технологиями, где юная невеста Марфа, потерявшая своего жениха, светится медийной улыбкой с жк-экрана, а сутью жизни становится перфекционизм.

    Марфа в исполнении Ольги Перетятько оказалась еще одним магнитом спектакля - затягивая, правда, не страстью, а красивым голосом и сценическим обаянием. Ее Марфа изящна по вокалу - с чистыми гибкими колоратурами, лучистым голосом, сначала восторженная старшеклассница эпохи совка - в белых носочках и платье в горошек, воспевающая на подоконнике с Дуняшей (Анна Лапковская) радость жизни и свежих чувств. Фатум вторгается в ее сознание, когда на экране телевизора она видит "царя" в косоворотке: крик ужаса от предчувствия неведомого. В финале ее Марфа будет медленно умирать, отыгрывая через крупные планы помутнение разума, галлюцинации и сумеречную любовь, обращенную к Грязному.

    Надо заметить, что партитуру "Царской невесты" оркестр под управлением Даниэля Баренбойма осваивал впервые. И даже если на премьере не все звучало совершенно, включая темпы и богатые тембровые краски, то своей собранной внутренней энергией, ясной музыкальной драматургией, внезапно раскручивающейся страшной плясовой энергией оркестр впечатлил. А три финальных смерти на сцене - Любаши, Грязного и Марфы - перевели этот "макабр" в романтическую трагедию, развязка которой, вопреки исходной черняковской идее медиальных манипуляций сознанием человека, зависела уже не от технологий, а от глубины их чувств.

    Поделиться